Детская литература является неотъемлемой частью литературы в целом, но она специфична. В чём же эта специфичность проявляется? Детская литература предназначена для того, чтобы раскрыть перед глазами ребёнка весь мир во всех его красках и проявлениях, но раскрыть на доступном маленькому человечку языке. То есть, детская литература является средством воспитания, формирования личности ребенка.
Специально для детей начали писать в XV веке. Но наиболее сильный толчок развитие детской литературы получило в 20-30-е годы XX века. М.Горький, С. Я. Маршак, К. И. Чуковский являются родоначальниками советской детской литературы и детской литературы вообще.
Особо мне бы хотелось отметить творчество К. И. Чуковского. Его произведения, ставшие классикой: «Айболит», «Крокодил», «Муха-Цокотуха» и т. д. – навсегда полюбились детям многих поколений. Его поэзия игровая, озорная, жизнерадостная, говорящая о серьёзных вещах не занудно, а с выдумкой и юмором. Именно с Чуковского открылась детская поэзия. Был найден путь для дальнейшего развития. Юрий Тыянов вспоминал: «Я отчётливо помню перемену, смену происшедшую, в детской литературе… Появилась детская поэзия, и это было настоящим событием. Быстрый стих, смена метров, врывающая песня, припев – таковы были новые звуки…» (Тыянов Ю. Корней Чуковский // Жизнь и творчество Корнея Чуковского / сост. В. Берестов. – М.: Детская литература, 1978. – С. 11 – 17).
Стихи Чуковского удивительно легко запоминаются детьми. «Сами лезут с языка», как говорят малыши. Возникает вопрос: в чём же главный секрет обаяния стихов и прозы Корнея Ивановича Чуковского? Ответ прост: свобода – главный «конёк» детского поэта. Свобода во всём: в размере стиха, строфике, рифме. На каждом шагу каждого стихотворения свой размер, «после двух-трёх парно зарифмованных двустиший висит вдруг, наподобие слоновьего хобота, одна-единственная, не прикреплённая рифмовкой строка, раскачивая стих». (Буртин, Ю. Очарование свободы // Жизнь и творчество Корнея Чуковского. – М.: Детская литература, 1978. – С. 30).
А ещё — весёлая раскованность слога, непринуждённые переходы в рамках одной вещи со стихов на прозу и обратно (например, в айболитовском цикле, в «Приключениях Бибигона»), редкостная и счастливая свобода поэтической фантазии. «Писал я стихи инстинктивно, без оглядки на какие бы ни было правила. Но в подсознании моём эти правила существовали всегда. Они были подсказаны той самой детворой», — писал Чуковский в книге «От двух до пяти».
Психология детской игрушки
... действия, вырабатывая эмоциональную зависимость маленького человека от электронного устройства. Главные качества детской игрушки: свобода действий, эмоциональная насыщенность, творческая активность, изобретательность - при этом совершенно ... жизни) - продукция западных фирм. Современные западные игрушки все чаще и дальше уходят от детской игры в сторону потребительства и механического использования ...
Как говорит Юрий Буртин: «поэт свободен от педантически-прилежного следования некоей заведомо прочерченной «логике образа». Он весело переворачивает вверх дном реальные формы и отношения вещей и явлений». (Буртин, Ю. Очарование свободы // Жизнь и творчество Корнея Чуковского / cост. В. Берестов. – М: Детская литература, 1978. – С. 31).
Например:
И сказал Гиппопотам
Крокодилам и китам:
«Кто злодея не боится
И с чудовищем сразится,
Я тому богатырю
Двух лягушек подарю
И еловую шишку пожалую!»
Также нельзя не упомянуть и такую особенность «корнеевских» сказок, как непосредственное присутствие в книжке среди населяющих её героев самого автора:
У меня зазвонил телефон.
- Кто говорит?
- Слон…
Или:
«Я живу на даче в Переделкине. Это недалеко от Москвы. Вместе со мной живёт крохотный лилипут, мальчик с пальчик, которого зову Бибигон…»
Детские книжки Чуковского согреты этим живым «эффектом присутствия». Они не только выстроены согласно каким-то заранее установленным «требованиям жанра», но словно бы вообще даже и не написаны на бумаге, а возникли как непринужденная импровизация в домашнем детском кругу – певучий голос Корнея Ивановича так и слышен в каждой их строке.
Нравственное воздействие стихов и прозы Чуковского определённо и сильно. Как пишет Юрий Буртин в своей статье «Очарование свободы», Корней Иванович был свободен от вечной напряжённой озабоченности, как бы не упустить из виду «воспитательный эффект». Вещи воспитательного значения («Мойдодыр», «Федорино горе» и т.д.) ни в чём не противостоят общему духу творчества Чуковского, где ни одно слово не говорится по обязанности, где много весёлой выдумки, но неправде нет места. Его поэтическое поучение, даже если оно касается безусловной обязанности «умываться по утрам и вечерам», никогда не бывает ни назойливым, ни нудным. Но деликатность, смягчающая назидание шуткой, не размывает определённости авторского отношения к миру: зло для него есть зло, а добро есть добро.
Характер первого стихотворения Чуковского «Крокодил» (1916) предопределил характер последующих его произведений. Описательность прежней детской поэзии была заменена Чуковским событийностью. В отличие от прежних детских стихов, где ровным счетом ничего не происходило, в сказках что-нибудь да происходит в каждой строчке. И все, что происходит, вызывает вполне искреннее удивление героев и автора.
Наблюдая детей, Чуковский подметил, что ребенок не воспринимает вещей самих по себе. Они существуют для него постольку, поскольку они движутся. Неподвижный предмет в сознании ребенка неотделим от неподвижного фона, как бы сливается с ним. Поэтому в сказках Чуковского самые грузные, самые тяжелые на подъем вещи стремительно двигаются по всем направлениям, порхают с легкостью мотылька, летят со скоростью стрелы, гудят как буря, так что мелькает и рябит в глазах, только успевай следить! Это увлекает и действительно заставляет следить за бурными вихрями, которые с первой строчки подхватывают и гонят вещи, например, в «Федорином горе»:
Одиночество и смерть в повести Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький ...
... дома человеческого сердца» [4]. Здесь также просматривается мотив одиночества: Маленький принц отправляется на другие планеты в поисках близкой ему души, ... платочек, я буду писать на нем продолжение «Маленького принца». В конце сказки Маленький принц подарит этот платок принцессе. Ты никогда больше не ... заботами и делами, и что «одни только дети знают, чего ищут». Принц же, будучи и ребёнком, и взрослым ...
Скачет сито по полям,
А корыто по лугам.
За лопатою метла
Вдоль по улице пошла.
Топоры-то, топоры
Так и сыплются с горы.
Или в «Мойдодыре»:
Одеяло убежало
Улетела простыня,
И подушка,
Как лягушка,
Ускакала от меня…
В большинстве сказок Чуковского начало действия совпадает с первой строчкой. В других случаях вначале перечисляется ряд быстро двигающихся предметов, создающих что-то вроде разгона, и завязка происходит уже как бы по инерции. Движение не прекращается ни на минуту. Острые ситуации, причудливые эпизоды, смешные подробности в бурном темпе следуют друг за другом.
Самая завязка — это опасность, возникающая неожиданно, как в заправской приключенческой повести. Либо это вылезший из подворотни «страшный великан, рыжий и усатый Та-ра-кан», либо это Крокодил, который глотает солнце, заливавшее до тех пор страницы сказок Чуковского, или болезнь, угрожающая маленьким зверятам в далекой Африке, или Бармалей, готовый съесть Танечку и Ванечку, или старичок-паучок, который похитил красавицу Муху-Цокотуху прямо из-за свадебного стола, — всегда опасность переживается как вполне серьезная, ничуть не шуточная. В это трудно поверить тому, кто не знает, сколько тяжелых минут было пережито читателями из-за подвергавшихся опасности детей, зверушек, насекомых или мальчика-с-пальчик Бибигона. Но детское горе всегда вознаграждалось самой яркой, самой бурной, самой безудержной радостью, когда храбрый герой отвращает опасность. «Все дети в возрасте от двух до пяти верят (и жаждут верить), что жизнь создана для радости, для беспредельного счастья…» Это утверждение «детского оптимизма», присущего ребёнку и необходимого ему как мощный рычаг воспитания, — несомненно, творческое и педагогическое кредо писателя Корнея Чуковского». (Смирнова, В. Корней Иванович Чуковский // Чуковский К. Стихи и сказки. От двух до пяти. – М.: Детская литература, 1981. – С.6.)
«Положительный герой» Чуковского – вполне определённый герой: он великодушен и добр, и доброта его не знает разрыва между словом и делом; встречаясь со злом, он храбро бросается в бой. Героем сказок всегда оказывался тот, от кого труднее всего было ожидать геройства, — самый маленький и слабый. В «Крокодиле» перепуганных жителей спасает не толстый городовой «с сапогами и шашкою», а доблестный мальчик Ваня Васильчиков со своей «саблей игрушечной». В «Тараканище» охваченных ужасом львов и тигров спасает крошечный Воробей:
Прыг да прыг
Да чик-чирик,
Чики-рики-чик-чирик!
Взял и клюнул Таракана,—
Вот и нету великана.
В «Мухе-Цокотухе» спасителем выступает не рогатый жук, не больно жалящая пчела, а неведомо откуда взявшийся маленький комарик:
Вдруг откуда-то
летит маленький комарик,
И в руке его горит
Маленький фонарик.
«Где убийца? Где злодей?
Не боюсь его когтей!»
Одно из правил сказок Чуковского: роль победителя в борьбе за правое дело всегда достается самому маленькому и слабому.
Чуковский не раз говорил: «По-моему, цель сказочников заключается в том, чтобы какою угодно ценою воспитать в ребенке человечность — эту дивную способность человека волноваться чужими несчастьями, радоваться радостям другого, переживать чужую судьбу как свою… Наша задача заключается в том, чтобы пробудить в восприимчивой детской душе эту драгоценную способность со-переживать, со-страдать, со-радоваться, без которой человек — не человек». Вот поэтому, чтобы никто не был несчастен на веселом празднике, который регулярно справляется в конце каждой сказки Чуковского, туда вводится мотив прощения. Злодеи, побежденные в честном поединке, недавние преступники и нарушители спокойствия сказочного мира — все, кто взывает о милосердии, могут рассчитывать на снисхождение. Победив Крокодила, Ваня Васильчиков не только простил его, но и подружился с ним. Федорина посуда прощает хозяйку при первых признаках раскаяния. Мойдодыр, такой, казалось бы, грозный и непримиримый, дарует грязнуле прощение, лишь только тот умылся. В «Мухе-Цокотухе» даже не ставится вопрос о наказании козявочек и таракашек, позорно покинувших Муху в тяжелый час опасности, не ставится потому, что прощать в веселый час победы — закон сказки Чуковского. В «Бармалее» жестокий людоед, признав себя побежденным, тоже получает прощение.
К.И. Чуковский детям
... для детей «Робинзона Крузо», «Барона Мюнхаузена», многие библейские сюжеты и греческие мифы. Чуковский изучал также русскую литературу 1860-х годов, творчество ... Чуковского и Лидии Корнеевны Чуковской. Корней Иванович Чуковский (1882-1969). Корней Иванович Чуковский ... затем и прозу. Стихотворные сказки «Крокодил» (1916), « ... пяти», которая впервые вышла из печати в 1928 году под названием «Маленькие дети. ...
На первый взгляд произведения великого сказочника и поэта сочинялись легко. Но при более глубоком изучении творчества и жизни Корнея Ивановича мы понимаем, что наше мнение ошибочно. Каждая строчка, каждое слово любого произведения давались ему с трудом. Чуковскому свои сказки «приходилось добывать долгим и упрямым трудом, неизменно радостным, но тяжким». Он исписывал не одну и не две тетради, чтобы «найти» «подлинно поэтические строки». «Я добивался живого образа, живой интонации и ненавидел банальные строки, которые без всякого участия сердца выводило моё скудное перо». (От двух до пяти // Корней Чуковский Стихи и сказки. От двух до пяти. – М.: Детская литература, 1978. – С. 579).
Произведения Корнея Ивановича Чуковского отличаются от других писателей своей необычностью, лёгкостью, весёлостью. Каждая его новая сказка становилась лучше и совершенственней. Эти произведения понятны каждому ребёнку, ведь они написаны на языке адресата.
Роль Чуковского как детского писателя обязана его широким исследованиям. Его наблюдения над детьми, над их интересами, их языком, творчеством вылились в книгу «От двух до пяти». «Книга эта примечательна тем, что я пишу её ровно 50 лет» — писал Чуковский.
Работая над книгой «От двух до пяти» Чуковский хотел «найти закономерности детского мышления и чётко сформулировать их, таким образом, чтобы она была понятна не только специалистам, но и всякому «простому человеку».
При сборе материала для книги «От двух до пяти» Корней Иванович выступал и в роли лингвиста. Он собирал необычные и диковинные словообразия детей, внимательно и кропотливо исследовал собранные факты, анализируя их языковую природу. Чуковский доказал, что язык детей народен «ребёнок учится языку у народа, его единственный учитель – народ».
Именно поэтому Корней Иванович широко использует в своих детских книжках фольклорные формы – считалки, присказки, загадки, поговорки. Он особенно любит шуточные «нелепицы», для которых придумал своё меткое название – «перевёртыши». Такова его весёлая «Путаница», в которой забавно перепутываются голоса зверей и птиц:
Образы детей в произведениях А. Платонова
... отражение в его произведениях, в данном случае в детских рассказах; переживания, полученные в детстве, повлияли на формирование определенных мотивов в них. Основными темами рассказов Платонова являются тема семьи, тема взаимоотношения ребенка и матери,ребенка и общества, в ...
Свинки замяукали:
Мяу, мяу!
Кошечки захрюкали:
Хрю, хрю, хрю!
Уточки заквакали:
Ква, ква, ква!..
Вот что говорит о «путанницах» сам автор: они «укрепляют в нём (в ребёнке) чувство реальности и именно в интересах реалистического воспитания детей следует культивировать в детской среде такие стихи. Ибо так уж устроен ребёнок, что в первые годы его бытия мы можем насаждать в его душе реализм не только путём ознакомления с окружающим миром, но чаще и успешнее всего именно посредстве фантастики». «Перевёртыши» имеют огромное значение в развитии ребёнка, они являются игрой, а ведь как раз дети познают мир через игру.
Проанализировав свой опыт работы для детей, а так же творчество других детских писателей Корней Чуковский пришёл к некоторым заключениям, которые вылились в «Заповеди для детских поэтов». Это одна из глав замечательной книги «От двух до пяти». Одна из заповедей гласит, что дети многое заимствовали у народа, о чём говорилось выше. «Она заключается в том, что наши стихотворения должны быть графичны, т. е. в каждой строфе, а порою и в каждом двустишии должен быть материал для художника, ибо мышлению детей свойственна абсолютная образность» (К. Чуковский).
Вторая заповедь – наибыстрейшая смена образов. Детское зрение воспринимает не качества вещей, а их движение.
Третья заповедь – словесная живопись должна быть лирична. Необходимо, чтобы в стихах была песня и пляска. Чем ближе стихи к детским «экикикам», тем сильнее они полюбятся детям.
Четвёртая заповедь – подвижность и переменчивость ритма. Произведение не должно быть монотонным, иначе быстро надоест, наскучит ребёнку.
