Проблемы социализации молодежи

Содержание скрыть

Актуальность темы исследования

Современная цивилизация, взятая в ее простейшем понимании как все совокупное многообразие стран и народов, переживает в ХХ веке колоссальные, глобальные эволюционные и революционные изменения количественного и качественного характера. При этом скорость и глубина происходящих в различных странах и регионах социальных процессов далеко неравномерна. Не равны как стартовые условия, так и последствия происходящих изменений. Общество и культура в целом находятся на перепутье, ищут исторические альтернативы — где-то методом проб и ошибок, где-то опираясь на эмпирические и теоретические изыскания экономистов, социологов, психологов и т.д. В конце концов, в своих поисках идентификации и репрезентации собственных состояний и изменений они упираются в неразвернутость, неразвитость и недостаточную разработанность собственных философских оснований деятельности в целом, в материальной и идеальной сферах жизнедеятельности общества.

Когда были запущены исторические часы тех изменений, которые определяют сегодняшний миропорядок? В зависимости от ракурса или предмета нашего исследовательского интереса, за точку отсчета сегодня можно принимать — с большими или меньшими возможностями обоснования — практически любую временную точку. В конечном итоге все сводится к тому, сможет ли таким образом выбранное и обоснованное начало при последовательном отслеживании идущих далее процессов привести к пониманию существа дела в сегодняшней ситуации, показать и доказать правильность (истинность) интерпретации и переинтерпретации существующих реалий. И тем самым занять достойное место в ряду гипотез и теорий, претендующих на истинность в предпоследней инстанции. Поскольку, в конце концов, истина обретает себя как некое спокойное самодостаточное бытие лишь в очень широких исторических рамках, когда в глубокой пыли веков теряются пикантные детали и остаются одни банальности — Троянская война, Великий Рим или Александр Македонский — как некие констатации фактов, основания которых за давностью аргументации никто не собирается оспаривать.

целостное

Такое целостное видение уже востребовано и частично реализовано по отношению ко многим социально значимым процессам. Философия истории, политики и права, власти и государства, философия классов, этносов и социальных групп, философия отношений и деятельности — эти и другие отрасли философского знания составляют ныне значительное поле теоретических наработок, активно действующих в пространстве исследовательской мысли и продолжающих активно развиваться. На этом фундаменте строятся сейчас многие социологические теории среднего уровня.

4 стр., 1598 слов

Основные идеи мировой философии. Античная философия

... психологическими комплексами, чем это обычно принято думать. 2. Роль античной философии в мировой культуре Основная античная проблематика имеет своим содержанием чувственно-материальный космос как ... изменение: философия - это уже не просто жизнь, а жизнь именно в познании. Разумеется сохраняют свое значение и элементы практической философии, развивающие идеи античной практической философии: идеи ...

Мы убеждены, что одной из проблем, в отношении которых назрели необходимость и возможность такого целостного философского осмысления, является социализация молодежи. Вопросы социализации сегодня должны занять в повестке дня стран и сообществ место первостепенных, можно сказать, критических, авральных. Во-первых, потому что они уже обострены до предела, их грозовой потенциал, доныне прорывавшийся в локальных разрядках, может уже в ближайшие годы привести к взрывообразному социальному обвалу.

Кроме того, сегодняшняя ситуация в России, как никакая другая, способствует пристальному обращению к этой проблеме. Нет необходимости доказывать специально, что кризисные ситуации в различных сферах жизни и в обществе в целом всегда обостряют проблему социализации молодежи и активизируют ее изучение, поскольку ставят под угрозу воспроизводство как существующих общественных структур, так и воспроизводство отдельно взятых индивидов и личностей. В этих условиях, как правило, повышается актуальность научных исследований как самого процесса социализации, так и отдельных факторов, которые влияют на его успешность.

Во-вторых, сейчас наша социальность пребывает в глубочайшем кризисе, и удержаться от социальной катастрофы — насущная задача. В такие периоды важнейшим условием выживания общества и его перспектив является то, понимает, разделяет, сочувствует, помогает, участвует ли в этом процессе молодежь, куда идет, сама или подталкиваемая почти неуправляемой сейчас стихией социальных процессов? Какие ожидания можно связать с ее поведением? Ожидание ближних перспектив — это обеспечение общественной безопасности себе и сегодня, ожидание дальних — выживание и благополучие своим детям и собственной старости завтра.

Наконец, в третьих, от этого в немалой степени зависит судьба и перспективы социальных преобразований современной России. Потому что, как отмечал К. Манхейм: «Статичные общества, которые развиваются постепенно при медленном темпе изменений, опираются главным образом на опыт старших поколений. Образование в таких обществах сосредоточено на передаче традиции, а методами обучения являются воспроизведение и повторение. Такое общество сознательно пренебрегает жизненными духовными резервами молодежи, поскольку не намерено нарушать существующие традиции.

В противоположность таким статичным, медленно изменяющимися обществам динамические общества, стремящиеся к новым стартовым возможностям, независимо от господствующей в них социальной или политической философии, опираются главным образом на сотрудничество с молодежью (87, с.443-444).

Между тем, современное общество еще не осознало ни масштабов этой проблемы, ни ее мощи, хотя не раз уже испытало беспокойство и озабоченность по поводу отдельных ее проявлений. Думается, что одной из причин такой беспечности является недостаточность целостного осмысления проблемы социализации во всем ее современном объеме.

Но сегодня в наших гуманитарных науках проблемы социализации молодежи скорее намечены, чем глубоко проанализированы. И если раньше это было связано, прежде всего, с эмпирической неизученностью этих проблем, то сегодня это обусловлено в первую очередь недостаточностью концептуальных наработок. В частности, социология молодежи и ее отдельные направления все еще находятся в поиске адекватных себе социально-философских концепций исторического развития и социального устройства современного мира. Потому что хотим мы того или не хотим, но каждая социализационная теория содержит в скрытом или явном виде не только общесоциологическую концепцию, но и социально-философскую концепцию исторического процесса, отвечая на вопрос о сущности социального в целом и сущности человека в том числе.

3 стр., 1168 слов

Социальные процессы и преступность

... данной работы является соотношение старых и новых научно обоснованных подходов к рассмотрению социальных процессов и преступности. 1. Понятие «преступность» и ее основные характеристики. Преступность представляет собой одно из социальных явлений, угрожающих безопасности, как ...

Одним из важнейших объективных обстоятельств, сдерживавших длительное время у нас в стране исследование проблем социализации молодежи, было то, что пока был простор для экстенсивного экономического развития, социализующие процессы протекали, в основном, бескризисно, поскольку было обеспечено сравнительно стабильное и неизменное «расширенное воспроизводство» общественной жизни. Условия экстенсивного экономического развития страны создавали возможности для интеграции и адаптации основной массы молодежи в сфере образования и производства. Относительно низкий уровень развития производительных сил не предъявлял особых требований к специальной подготовке молодежи и позволял осуществлять почти беспроблемную трудовую и социальную интеграцию.

Между тем, затянувшаяся нынешняя переходная ситуация показала неудовлетворенность подходов гуманитарных наук к анализу современных проблем социализации. Обнаружилась абстрактность этих подходов, которая проявилась в том, что в исследовании процесса социализации новых поколений акцент все еще ставится на целенаправленном воздействии на молодежь со стороны институций, на разработке методических указаний по воспитанию молодежи, без учета реальных условий новой общественной среды, влияние которой сегодня сильно изменилось, приобрело новые формы, наполнилось иным содержанием. И это надо не просто констатировать, но адекватно оценивать и глубоко анализировать. Все более открыто признается теоретическая и методическая беспомощность «воспитателей» и «социализаторов» разных уровней и направлений. При рассмотрении современных проблем молодежи ключевыми словами становятся «крах идеалов», «катастрофа воспитания», «крах ценностей человека и человеческого», «крах гуманизма» и т.д.

Чтобы корректно отнестись к таким оценкам необходимо понимать, что для социальной теории ответ на вопрос о природе социализационного процесса, его закономерностях, формах, типах, есть, прежде всего, ответ на вопрос о принципиальном воспроизводстве социальной системой самой себя в своих существенных характеристиках. А это является имманентным критерием «истинности» соответствующих представлений об устройстве социальной действительности. Поэтому сегодня, как редко в какое другое время, в общественной науке и практике назрела необходимость ревизии, переработки и разработки философских, теоретических и методологических оснований проблемы социализации молодежи .

Из наследия 70-80-х гг. большую ценность, на наш взгляд, представляют исследования методологического характера, заложившие основы социологии молодежи в нашей стране, методологические предпосылки анализа жизнедеятельности молодого поколения в обществе в целом. Для нас ценны многие положения, касающиеся характеристик молодежи и подходов к ее изучению, выдвинутые в трудах И.В.Бестужева-Лады, Е.Е.Леванова, И.М.Ильинского, И.С.Кона, В.Т.Лисовского, В.М.Соколова, В.Н.Шубкина и др. Среди них — положение о социальной обусловленности позиций молодежи в различных сферах жизнедеятельности, о психологических особенностях юношества как специфической социально-демографической группы, о важности процесса самопознания молодого поколения, об обязанностях общества по отношению к молодежи и обратной зависимости между ними, о возможности прогнозирования социальных потребностей и многое другое.

9 стр., 4075 слов

Характеристика целостного процесса развития личности

... Влияние среды на развитие личности Человек становится личностью только в процессе социализации, т.е. общения, взаимодействия ... характеристики, как общественный строй, система производственных отношений, материальные условия жизни, характер протекания производственных и социальных процессов ... в педагогике и психологии является проблема наследования задатков, характеризующих предрасположенность к ...

Современную проблематику, в которой разворачивается исследовательский процесс по изучению молодежи, можно разбить на несколько групп.

К первой группе научных разработок нужно отнести труды, посвященные проблемам молодежи как особой социально-демографической группы. Это работы Блинова Н.М., Боряза В.Н., Волкова Ю.Е., Ильинского И.М., Иконниковой С.Н., Лисовского В.Т., Кона И.С., Капто А.С., Мансурова В.А., Филиппова Ф.Р., Чупрова В.И. и др. Исследования этих авторов в основном направлены на анализ положения молодежи в социальной структуре общества.

Вторая группа сконцентрирована вокруг проблемы интереса. Этому уделили внимание такие исследователи, как Ануфриев Е.А., Бернацкий В.О., Гак Г.М., Глезерман Г.Е., Здравомыслов А.Г., Завьялов Ю.С., Кронрод Я., Морозов В.С., Нестеров В.Г., Борисов В.К., Сморгунов Л.В. и др.

Общие проблемы социализации, сущность и содержание этого процесса анализируются в работах Б.Г.Ананьева, Андреенкова Н.В., С.С.Батенина, Л.П.Буевой, В.В.Москаленко, В.Г.Немировского, Б.Д.Парыгина и др.

Постановка проблем социализации молодежи в условиях НТП дана в работах И.С.Кона, О.И.Шкаратана и А.М.Коршунова, Ю.Н.Давыдова и И.Б.Роднянской, К.Г.Мяло, С.Н.Иконниковой, Г.А.Чередниченко и В.Н.Шубкина и др.

Стадии и этапы процесса социализации, их характеристики и критерии выделения рассматриваются в работах Л.А.Антипова, Г.И.Гилинского, А.Я.Кузнецовой, И.С.Кона и др.

Институты социализации анализируются в работах Н.В.Андреенковой, В.Я.Титаренко и др.

До сих пор интересны и полезны, на наш взгляд, работы зарубежных ученых, в которых анализируются взаимоотношения между поколениями в современных условиях. Это монографии, авторами которых являются Т.Роззак, Х.Кройц, (212, 205).Уникальным по своему энциклопедическому характеру является издание под ред.Д.Гозлинга, которое охватывает около 30 проблем социализации. (199 )

Анализу процесса социализации в современном динамичном мире посвящена работа И.Таллмана, Р.Маротц-Бадена, П.Пиндаса (219 ).Вместе с тем, несмотря на множественность направлений и подходов, разработка проблемы социализации молодежи сегодня не только далека от завершения, а напротив, все более демонстрирует необходимость как переосмысления ранее исследованного, дополнительного изучения почти устоявшегося, так и открытия новых граней и полей изучения. Это касается, к примеру, совершенно новых аспектов в традиционной проблеме взаимоотношений поколений, которая сегодня утеряла свою дихотомичную структуру, ввиду чего ее пространство требуемых решений значительно усложнилось, а современное общество оказалось к этому совершенно не готово, ни идейно, ни деятельностно. Или кризиса современного образования, этого устоявшегося и ставшего традиционным института социализации молодежи, оказавшегося не в состоянии квалифицированно осмыслить суть происходящих на излете ХХ века изменений и выработать адекватную им стратегию собственного развития. Наконец, в этот же ряд можно поставить даже саму проблему социализации молодежи, которая сегодня подвержена настолько сильному давлению новых реалий наступающего тысячелетия, что в ней уже трудно сказать, что отныне имеется в виду под молодежью, и какое отношение к традиционному содержанию социализации имеет то, что становится ее смыслом теперь.

12 стр., 5825 слов

Политическая социализация молодежи в современном обществе

... рассмотрение процесса политической социализации молодежи в современном обществе, а также определение основных проблем политической социализации молодежи в России. Исходя из цели, сформулированы следующие задачи: дать определение политической социализации, рассмотреть проблемы, влияющие на политическую социализацию. Основное определение политической социализации Политическая культура ...

Конечно, невозможно претендовать в одной работе на полный охват всех современных проблем социализации молодежи. Но можно, выявив стержневые факторы, попытаться осуществить такое концептуальное видение этой проблемы в целом, из которого и стали бы понятны многие уже проявленные в событиях ее аспекты, подуровни или части, и сформировалась бы теоретическая платформа для дальнейших прогнозов, оценок и стратегий. Нам представляется, что таким конституциональным фактором в проблеме социализации молодежи, особенно на современном этапе, является диалектическая взаимосвязь традиций и инноваций, или даже шире — традиционного и инновационного, в некотором смысле ставшая знаменем времени, в большой степени определившая и обусловливающая изменения и характеристики многих современных процессов, проблем и затруднений.

В двух словах можно сказать, что процесс социализации поколений, входящих в общественную жизнь, по сути представляющий процесс самовоспроизводства общества, тесно связан с традициями. А современный этап мирового общественного развития не менее тесно связан с инновациями. Эти два, казалось бы, взаимоисключающих обстоятельства, тем не менее, вынуждены совмещаться в одном современном социальном пространстве. Это порождает не только объективные коллизии современной истории, но и все более настоятельно требует выработки знаний, принципов, правил и методов деятельности, способной учесть и эффективно выстроить их взаимодействие, избежав катастрофических противоречий.

1. Проблемы изучения молодежи

С каждым днем все более пристальное внимание специалистов разных профессий привлекает становление государственной молодежной политики в нашей стране. Потому что именно здесь сегодня идет реальный процесс рождения будущего России. Ясно, что опыта осуществления такой политики у нас пока просто нет. Имевшийся опыт работы и функционирования ВЛКСМ сегодня практически бесполезен, а практика разного рода неформальных объединений специально не анализировалась и не обобщалась. (См.53).

Опыт реализации государственной молодежной политики в так называемых развитых странах может служить лишь определенным ориентиром, но не более. Следовательно, и возможные методы работы с современной молодежью могут пока нарабатываться только в процессе реальной практической деятельности по осуществлению молодежной политики в разных регионах страны.

Однако молодежь и молодежная политика в России все еще не являются достаточно изученным объектом, в силу целого ряда обстоятельств — политико-идеологических, материально-технических, финансово-организационных и др. Что означает отсутствие адекватной информации об изучаемом объекте — это вопрос риторический. А для социального управления — тем более, невладение информацией о реальном положении дел с молодежью означает полное непонимание перспектив всего общества в целом, невозможность прогнозов и планирования (в том числе ресурсного) дальнейшего развития событий и структур, проблематичность построения управляющей практики, обреченность на стихию произвольно складывающихся социальных процессов.

3 стр., 1324 слов

Воспитание в первобытном обществе

... бытовой и общественной жизни. В дальнейшем воспитание становится особой сферой деятельности и сознания человека. Воспитание в первобытном обществе. На первой ступени развития первобытного общества — в дородовом обществе — люди присваивали ... этапах развития матриархата появились первые учреждения для жизни и воспитания подрастающих людей—дома молодежи, отдельные для мальчиков и девочек, где под ...

Одна из центральных социальных проблем здесь заключается в том, что, как правило, молодежь или принимает ценности отцов, или полностью от них отказывается. В последнее десятилетие наше общество почти напрямую столкнулось с последним. Добиться хотя бы частичного принятия поколением детей общественных ценностей своих предшественников, совместить новые общественные ориентиры с прежними ценностными устоями так, чтобы революционизировать бывшее советское сознание, но при этом не спровоцировать обвал социальности, — все это оказалось непростым, но важным вопросом выживания Российского общества и государства. В его решении отечественная политика пока вряд ли может похвастать достижениями и успехами.

Тем не менее, в истории имелись прецеденты решения обществом, находящемся на изломе, аналогичных проблем, связанных именно с молодежью. Это, прежде всего, пример Германии и частично Японии после поражения во второй мировой войне. Там были найдены — в ситуации, аналогичной нашей, — новые для своего времени и эффективные подходы к тому, чтобы решить проблему деидеологизации, а затем и реидеологизации молодежи. Отсекая крайности национал-социализма и фашизма, обе страны тогда взяли курс на фундаменталистские — семейно-религиозные — ценности и смогли кое-чего добиться. Но в их ситуации было понятно, что делать, оставалось только решить, как делать.

У нас же до сих пор не ясно ни что делать, ни — тем более — как. Мировое сообщество, озабоченное решением глобальной проблемы вовлечения молодежи в жизнь существующего общества, через свои каналы стремится воздействовать на политику отдельных стран в расстановке приоритетов при решении национальных проблем. Об этом красноречиво свидетельствуют документы ООН. Россия, выступив правопреемником СССР, сделала только полшага в направлении осуществления национальной молодежной политики. Однако пока нет целостной национальной стратегии развития, или хотя бы ее концепции, не ясно, что можно требовать и ждать от молодежи. А время не ждет, вызовы мировому сообществу в лице локальных и региональных конфликтов показывают, что по обе стороны баррикад воюют прежде всего молодые люди. Подрастает поколение, готовое воевать, а не работать на

Что делать с нашей молодежью, выброшенной сейчас из полноценной социальной жизни и ставшей легкой добычей криминального мира с его собственными законами? Какие шаги предпринимать для того, чтобы уберечь ее саму от разрушения сегодня и все общество от ее разрушительной активности завтра? Ответы на такие вопросы нельзя получить на уровне здравого смысла, типа: » Увеличьте финансирование — и все само собой образуется. » Здесь нет и не может быть простого решения. Проблема может быть разрешена, если она правильно поставлена, однако у нас она до сих пор даже не осознается как проблема. И поныне нет понимания значимости комплексного подхода к изучению и решению проблем молодежи.

Противоречивая ситуация в жизни нашей страны до предела обострила проблемы сохранения социальной стабильности и передачи культурного наследия от одного поколения к другому. Этот процесс никогда не был автоматическим, он всегда предполагал активное участие в нем всех поколений. В недалеком прошлом у нас в стране (СССР) существовал хотя бы государственно-партийный (или наоборот) принцип передачи подрастающему поколению основных норм и ценностей общества. Сегодня же мы с горечью (или злорадством) можем констатировать фактически полное отчуждение молодежи от истории, особенно советского периода. Практически разрушена старая система социальных координат, новая формируется очень противоречиво, а это значит, что молодежь в большинстве своем не имеет критериев истинных представлений о человеческих ценностях, не имеет своих собственных жизненных целей, а является объектом жесткой манипуляции со стороны различных социальных групп.

3 стр., 1374 слов

V002880 Сновидения и его роль в психической жизни человека по Фрейду и Юнгу

... спящего человека в бодрствующего. Фрейд констатирует чутким различие между содержанием сновидения и его потаенными мыслями (сюжетом сновидения), и полагает, что сущность снов является процедурой работы сновидения, а не его источник. Если же путают сновидение с его ...

Идет неслыханное разжигание потребительской жажды благ любой ценой. При этом практически не просматривается хотя бы робкая попытка формирования новой этики, в которой утверждалась бы творческая личность, способная максимально эффективно использовать свой и представленный ей обществом ресурс в интересах общества, с ориентацией на будущее. Господствует и в невероятных масштабах процветает сиюминутный интерес проедания будущего.

Можно построить не одну логическую цепочку, позволяющую проинтерпретировать цифры официальной статистики. Например, рост преступности, в том числе и подростковой, можно объяснить, помимо всего прочего, и тем, что в массовом порядке происходит переход от досуговых форм деятельности к противоправной. Ведь раньше реально досуговая деятельность в подавляющем большинстве не была самоорганизующейся деятельностью. Государству было легче (дешевле) наштамповать массовиков-затейников в культпросветучилищах, основной задачей которых являлось занять молодежь хоть чем-нибудь, а вовсе не обучить эту молодежь организации собственного досугового пространства и времени.

Глубинная же суть современных отечественных проблем заключена в том, что в свое время, еще в начале века, мы пережили огромную социальную ломку традиционного уклада и переход от феодально-капиталистического, в массе своей земледельческого, уклада жизни к индустриально-«социалистическому», в преобладающем варианте городскому, что привело к небывалой маргинализации и люмпенизации населения нашей страны. Без понимания этого обстоятельства нельзя понять специфику происходящих ныне социальных процессов в стране в целом и ее отдельных регионах. Причем этот процесс в стране отнюдь не закончился, а в новой форме и на новом витке будет развиваться и дальше.

В советское время мы длительное время, по разным социально-историческим, идеологическим, мировоззренческим и т.д. обстоятельствам абсолютизировали и идеализировали пролетариат и его ценности, тогда как в действительности его ряды не были однородными. Тогда не обошлось и без определенного контингента маргиналов и люмпенов, не умеющих и не желающих ни трудиться, как пролетариат капитализма (у Маркса и Ленина пролетариат — наиболее квалифицированная и дисциплинированная сила, вымуштрованная самим капиталом), ни — соответственно — отдыхать, не говоря уже о желании участвовать в реальном управлении государством. В определенной своей части наши «пролетарии» — это вариант римского пролетария, требующего хлеба и зрелищ (См.111 ).

5 стр., 2236 слов

Человек и общество.Человек как социальное существо

... обществе. С точки зрения социологии, человека можно определить как общественное существо, которое своим деятельным отношением к природе реализует себя как творческий, свободный субъект, объединяющийся с другими людьми и живущий в социальных ...

Этот факт тоже наложил свой отпечаток на всю нашу социальную жизнь, в том числе и на молодежь.

Поиски своего места в зарождающейся новой социальности заставляют сейчас молодежь совершать ряд маневров, которые, однако, пока не дают видимых социальных результатов. Сегодня Россия переживает и проживает ситуацию, когда скорость распада страны, государства (общества?) оказалась настолько велика, что не только поколение, но даже отдельные индивиды могут наблюдать это невооруженным взглядом. На уровне здравого смысла встает вопрос — на что можно надеяться в этой жизни конкретному человеку? Что выбрать в качестве ценности и сверхценности для себя? И нужно ли вообще что-то выбирать? Теперь, в условиях крушения привычных норм существования, экзистенциальное напряжение индивидуальной и общественной жизни возросло настолько, что хотим мы того или нет, но каждый должен дать ответы на эти вопросы.

Когда же у множества отдельных людей начинают возникать одни и те же вопросы и находятся люди, способные их задавать и искать на них ответы, то появляется поле деятельности для науки, ей сейчас доверен авторитет в последней инстанции.

Велик искус дать простые и всем понятные ответы на все «простые» и «сложные» вопросы. Но всеведущие ответы на любой случай жизни — сегодня это путь в никуда, в небытие социальное и индивидуальное. Попытаться дать непростые ответы — это совместить в одной точке теоретический фокус, доступный узкому кругу профессионалов, и практический — понятный каждому простому человеку, но с оговоркой, что это гражданин своей страны, сын своего отечества. Для каждого сегодня наступил свой момент истины.

Нынешнее поколение молодежи можно во многих отношениях считать «потерянным» (или затерянным).

В этом его сила и слабость. Оно свободно от определенных нравственных норм, ценностей и идеалов, но оно же способно принять новые. Однако, это возможно только в том случае, если будут четко обрисованы траектории движения жизни как индивида, так и поколения. Конечно же, нравственные нормы, на первый взгляд, кажутся весьма высокими материями, о которых обычный человек в обыденной жизни даже не всегда задумывается. Но это так в нормально функционирующем обществе. А в обществе на изломе возрастает экзистенциальная напряженность, которая и заставляет людей, ранее необремененных поисками смысла жизни, начать этот поиск в действительном движении. (См.100, 102).

Как известно, первым необходимым условием появления социальности, которая надстраивается над биологическим, является удовлетворение минимальных физиологических (биологических) потребностей индивидов, включая воспроизводство себе подобных. Далее пирамида социальных потребностей может приобретать различные формы. (См.26).

Если реальный социальный механизм не может гарантировать этого минимума, то начинается процесс распада социальности, сопровождающийся войной всех против всех. Борьба за выживание становится нормой обыденного сознания и поведения, и никакие призывы любви к ближнему не улучшают ситуации. Благородные акты милосердия и филантропии являются фактом и в этой реальности, но они лишь подчеркивают безысходность ситуации в целом.

Всего несколько лет назад документальный фильм «Легко ли быть молодым?» стал не просто эстетическим, культурным, политическим и т.д. феноменом, но стал тем «фонарем», с помощью которого наше заблудившееся общество попыталось найти себя и свое будущее. Увидело и… испугалось, возмутилось, обозлилось, задумалось, наконец. Как глубоко — вот в чем вопрос.

2 стр., 896 слов

Роль учителя в жизни человека

... к сочинению Роль учителя в жизни человека Популярные сегодня темы Юшка — невысокий, худой, бедный человек сорока лет, работающий в кузнице подручным ... на деньги, её увольняют. Несмотря на это, педагог продолжает помогать мальчику. Благодаря ей мальчик видит мир ... школы. Сознание человека начинает формироваться как раз в таких заведениях, ребёнок приобретает первый опыт нахождения в обществе таких же, ...

Искусство вообще обладает большой интуицией, предвосхищая во многом деятельные и дотошные результаты многочисленных исследований — социологических, психологических, этнографических и прочих. Потому что оно — в отличие от современной науки, растащившей человека по своим углам и закоулкам, — берет его как нечто целое и обращается с этим целым сообразно принципам функционирования и развития именно этого целого. Потому и достигает своей цели. Может, это хитроумный словесный изыск, но «целое» и «цель» имеют один корень, по крайней мере в русском языке, и обойти этот факт сегодня, когда предпринимаются комплексные попытки исследования такого «целого», как молодежь, нельзя.

Эта постановка вопроса, а точнее, проблемы, означает, что в таком теоретическом концептуальном пространстве, в котором мы хотим понять молодежь как «целое», с неизбежностью надо рассматривать молодежь как «цель». Но тогда встает первая теоретически принципиальная категориальная оппозиция — «цель и средство». И мы ни на шаг не продвинемся в теории по пути ее последовательного развития, если осознанно не выберем одну из возможных «чистых» теоретических стратегий исследования, не доведем ее до логического конца, пока не упремся в неразрешимое противоречие. Можно долго рассуждать о деталях и аспектах вопроса — даже очень важных, допустим, с социологической точки зрения, — что есть «молодежь», но вначале надо дать ответ на конкретно-исторический вопрос нашей социальной реальности: молодежь для нее — цель или средство?

Мы берем на себя смелость утверждать, что до сих пор (даже после «перестройки», не говоря уже «до») в обществе молодежь рассматривается как средство. То же констатируется и в ряде публикаций.

«С 1935г.,- пишет, в частности, И.М.Ильинский, — миф о советской молодежи как самой обеспеченной, благополучной обрастал все новыми иллюзиями и жил. А параллельно и рядом с ним уживалось и нарастало потребительское отношение государства к молодежи в сфере экономики, труда; настороженное, недоверчивое отношение в сфере политики; нетерпимое, репрессивное — в сфере культуры; назидательно-опекунское — в сфере духовно-идеологической, в отношении со старшими поколениями; авторитарно-догматическое — в воспитании. Об этом мы сегодня говорим вслух, об этом пишут в газетах — мы это признали.» (53, с.7)

Попытаемся прорисовать рамочные идеи концептуального подхода, когда молодежь является целью целого. Постановка проблемы в такой предельно обобщенной и очищенной от наслоений форме выводит нас — как это ни покажется странным, на первый поверхностный взгляд, — в плоскость теоретических поисков возможных альтернативных путей исторического развития данного конкретного общества как целого (в иной формулировке — общественной системы, но эти нюансы мы пока оставляем за скобками), сохраняющего самого себя, но меняющего со временем не только форму, но и содержание.

Ведь что означает молодежь как цель общества? Это значит, что у данного общества есть потенциальная возможность иметь будущее, но вот определенность этого будущего и есть для данного общества проблема или задача историческая (в зависимости от типа общества).

Иными словами, мы из становящейся науки ювенологии попадаем в лоно довольно развитой в концептуальном, категориальном аппарате — философии истории.

Как известно, философия — предельный тип мировоззренческого обобщения знания, такой же, как религия. Поэтому эскизно сопоставим эти два типа мировоззрения во взгляде на «проблему молодежи». Без подобных мировоззренческих фиксаций дальнейшая конкретизация проблемы малопродуктивна.

Зафиксируем вначале современную постановку проблемы молодежи в религиозной, точнее католической, позиции, потому что философия истории в значительной мере есть продукт разворачивания именно западно-религиозного, христианского, мировоззрения. Здесь мы находим сегодня следующие констатации. На Западе, как и на Востоке,- отмечает Папа Иоанн Павел II, — многие молодые души гибнут от одиночества, и разобщенность людей является одной из главных бед нашего времени. Нужно думать о молодых, но нужно думать и о покинутости стариков — и скольких стариков! Может быть, — считает он, — пора уже подумать о новой коалиции: старики-молодые, молодые-старики, ведь такие попытки, очень плодотворные для обеих сторон, уже известны.

Говоря о необходимости восстановить диалог поколений, он отмечает, что диалог прежде всего предполагает совместные поиски того, что истинно хорошо и справедливо для каждого человека. Диалог требует изначальной открытости и доброжелательности в отношении к другой стороне, желания выслушать и понять человека, чтобы каждый принимал своеобразие и непохожую индивидуальность другого, не отказываясь при этом от того, что считает истинным и справедливым. Диалог требует нахождения того, что есть и остается общим для всех людей даже при самых острых противоречиях, расхождениях и конфликтах. Диалоговая позиция предполагает видеть в каждом человеке своего ближнего и чувствовать общую с ним ответственность перед истиной и справедливостью.

«Я рад повторить перед вами, молодыми, что диалог есть признание достоинства каждого человека. Он основан на уважении к человеческой жизни. Он делает ставку на потребность людей в общении, на их призвание — объединяя интеллекты, воли, сердца — вместе идти к цели, которую определил им Создатель: сделать жизнь на земле возможной для всех и достойной всех.»(121, с.24)

Религиозное представление о месте человека, в том числе молодого человека, в этом мире, совершенно определенно, природа целей и ценностей человека задана Господом, и дело простого смертного — не сомневаться в предначертаниях божественной воли, а свято выполнять их, тем самым очеловечивая Землю.

Таким образом, христианско-католическая социальная доктрина и сегодня стремится быть руководством к действию для миллионов людей на планете. В том числе современный радикализм католицизма в отношении абортов есть предельная фиксация проблемы права человека на жизнь. И если бы не усилия Церкви в этом отношении, то не исключено, что понимание проблем молодежи сегодня могло быть несколько иным. Скажем мягко, менее благорасположенным и открытым для понимания.

Теперь от религиозной концептуальной рамки перейдем к философской и социологической. Здесь истоки понимания самодвижения человека как процесса движения его саморегуляции восходят к Г.Гегелю. Огрубляя мысль Гегеля, можно сказать, что социологическое обобщение и воплощение рационально-гармоничного типа развития общества и его идеала он видел в гражданском обществе. К.Маркс в качестве все того же источника развития положил классовые противоречия и пролетариат как реальную социальную и материальную силу, способную уничтожить через отрицание даже самого себя. Гегель логизировал историю, Маркс историзировал логику. В результате родились две исключительно мощные концепции, ставшие центрами, вокруг которых до сих пор вращаются различные варианты философии истории.

В силу сложившихся в советское время исторических обстоятельств с идеологией, надо хотя бы пунктирно охарактеризовать основные положения советской общесоциологической концепции — исторического материализма и первых зачатков социологических конструктов теорий среднего уровня, в том числе о молодежи. К сожалению, долгое время советская общественная наука ( в том виде, как она была дозволена ) была средством мифологизации существующего положения в разных отношениях и соответствующей догматизации общественного сознания. Однако наряду с этой общей проблемой есть еще и такие, к созданию которых приложили руку уже сами исследователи-молодежники.

Хорошо известно, что любая частная или специальная система научных знаний, развиваясь в рамках и под воздействием общих методологических подходов, находит опору и в теоретических выводах, которые сама выработала в ходе собственного внутреннего развития. Поэтому для получения достоверной картины социального положения и облика молодежи, социальной политики и молодежного движения необходимо подвергнуть критическому анализу и те подходы к молодежи и комсомолу, которые в разное время были использованы в партийных и иных документах, и — по замечанию И.М.Ильинского — обрели по существу статус официальной теоретической парадигмы, вторичной методологической основы.

В чем сегодня мы можем упрекнуть ту социологию и философию? Прежде всего в прогрессистской монопроцессуальной трактовке исторического процесса, упоре на классовую борьбу как источник развития общества, вульгарной трактовке примата базиса над настройкой, сведении формально признаваемого на словах обратного влияния надстройки целиком к роли партии как руководящей и направляющей силы и иногда к «заботе общенародного государства» о благе человека.

Представление о месте и роли молодежи в нашем обществе, по замечанию И.М.Ильинского, тогда основывалось на трех иллюзиях.

Во-первых, на уверенности в том, что развитие советского общества практически беспроблемно, бесконфликтно, что социализм обладает иммунитетом к социальным кризисам, застоям, регрессу. При этом полагалось, что молодежь СССР растет в рамках общества, которое гарантирует ей стабильное развитие, а с этим возникал и оптимизм по поводу будущего. То есть, как данность принимался «уже» социалистически ориентированный человек, уже выбравший социализм как главный смысл своей жизни.

Во-вторых, на всеобщем заблуждении, что изначальная просоциалистическая ориентация молодежи по мере развития социализма должна только расширяться и углубляться.

В-третьих, на ошибочном преувеличении значения того обстоятельства, что молодежь по природе своей привержена к новому и поэтому всегда на стороне прогресса. А поскольку понятия «прогресс» и «социализм» рассматривались почти как синонимы, то синонимами становились и понятия «социализм» и «молодежь». (53, с.9-10)

Отдельный же человек с его реальными проблемами — и между прочим, с его интеллектом и желанием к самореализации — практически игнорировался. Только на заре перестройки речь зашла о «человеческом факторе», но очень быстро эту тему забыли, потому что ни у науки, ни у философии не оказалось адекватных теоретических концепций и инструмента для анализа нашего советского человека. В лучшем случае «человеческий фактор» подвел к пониманию того, что с человеком надо «как-то» считаться. Пришлось сдавать позиции под напором стратегии прав человека ( к которой мы еще обратимся впоследствии).

Противоречивые процессы перестройки заставили по-новому взглянуть и на роль социологического подхода в исследовании проблем различных социальных групп, в том числе и молодежи. В обществе и науке все более нарастало ощущение того, что разрыв между наукой и социальной практикой не сокращается, а катастрофически увеличивается, что острота отношений между ними не ослабевает, а усиливается.

Обнаружилось, что социальная наука в СССР фактически занимала позицию, в идеологическом ракурсе «апологетическую». В теоретическом плане это приводило к нежеланию и невозможности занять критически-конструктивную позицию в теоретической и в практической плоскостях, к неадекватной интерпретации результатов социологических исследований.

Однако политическая и идеологическая индоктринация имеют принципиальные границы действия. Несмотря на «неоспоримые достоинства социализма», для молодежи наиболее убедительным критерием эффективности преимуществ одной системы перед другой оказались не планы, а реальные достижения: где нет достижений, там нет и преимуществ, это ясно на уровне здравого смысла. К этой констатации пришли в конце 80-х годов и советские исследователи.

Нынешняя молодежь прагматична, не желает обманываться, приносить свое настоящее в жертву будущему. Она стремится находить смысл жизни в настоящем, здесь и сейчас. Нравится нам это или нет, но это так, и это касается очень многих людей. По честному утверждению исследователей-молодежников , мы просто не изучали эти вопросы в том виде, как их надо было изучать. (53, с.12)

В 1988 году в советской науке наметилась тенденция — в русле провозглашенной М.С.Горбачевым идеологии реализма — прорыва к новым уровням понимания социологией своего места и роли в обществе. Она стала стремиться стать «понимающей социологией», а в таком ракурсе она неизбежно должна была раздвинуть концептуальные рамки собственных представлений о молодежи и ее атрибутах.

Тогда данные пилотажных исследований зафиксировали кризис молодежи, кризис ее сознания, мировоззрения: «Рождается молодежное самосознание, молодежная субкультура.» (53, с.12) На фоне же напряженного положения в межпоколенческих отношениях это означает либо вероятность молодежного или шире — социального — взрыва, либо реальную возможность резкого обособления молодежи от общества, ухода «в себя», в ту социальную нишу, которая, по ее мысли, только ей и предназначена.

Противоречия между поколениями представляют собой сейчас особую катализационную среду для усугубления многих застарелых и новых проблем. У нас в обществе межпоколенческие отношения накалялись долгие годы, обострялись, и ныне остры, как никогда прежде.»Молодежь — первая и главная жертва на войне абстрактного будущего с реальным настоящим.»(53, с.13)

Сейчас идут дискуссии о том, надо ли помогать молодежи, не усилит ли это ее потребительские настроения, иждивенческие тенденции и т.п. А между тем, пока молодежь ждет от общества поддержки и помощи, оно меняет условия и атмосферу ее жизни крайне медленно. Старшие по-прежнему претендуют на роль наставников, в то время, как сами давно перестали многое понимать в новой жизни, а также скомпрометировали себя в глазах молодежи. Поэтому у нее в качестве авторитетов для подражания все чаще выступают сверстники, добившиеся максимального жизненного успеха.

Критического запала советской академической социологии периода расцвета перестройки хватило только на то, чтобы потребовать у административных структур создать новые региональные центры, координационные центры исследования проблем молодежи и т.д. В обращении к политикам претензии оказались значительно скромнее: их нижайше просили «спустить» науку с короткого и жесткого «поводка» и найти оптимальную дистанцию между идеологией и наукой, наукой и политикой.(53, с.21)

При этом объективно сложившаяся сервисная позиция советской социологии заставляла ее ориентировать процесс своих поисков не на истину, а на некоторые «удобные» выводы и рекомендации. И хотя апологетическая составляющая стала стремительно убывать, но это не привело к автоматическому росту конструктивности в социологических рекомендациях. Они носили в основном паллиативный (следственный), а не причинный характер — предлагалось улучшить, углубить и т.д., но в рамках все той же социологии, узко ориентированной на практическое применение ее результатов.

Последовал целый вал эмпирических социологических исследований, но их рекомендации и выводы фактически имели своей главной целью испугать руководство страны, региона, района грозящими катастрофами разного масштаба, предлагая устранить негативные факторы функционирования системы, складывавшейся на протяжении 70 лет, чуть ли не за один год. Ясно, что в такой ситуации в руководящих инстанциях возникло недоверие к выводам и рекомендациям социологов, и их объемные отчеты отправлялись «под сукно».

Реально функционирующий руководитель не мог — как, впрочем, и сейчас не может, даже если очень испугается и очень захочет, — радикально изменить ситуацию ни в демографическом положении, ни в здравоохранении, ни в образовании. Тем более, что сами социологи в подавляющем большинстве так и не вышли в позицию инноваторов, а предпочли проводить далее эмпирические исследования по чуть-чуть скорректированным методикам, нежели разрабатывать новую концепцию развития социологической теории среднего уровня, адекватно описывающей реалии российской постсоветской действительности.

Кстати говоря, тактика запугивания руководства отчетливо просматривается и во введении к федеральной программе «Молодежь России». Там все та же безрадостная объективная картина положения дел с трудоустройством, здоровьем, основанная на данных статистической информации, и к этому добавляются социологические данные об отсутствии патриотизма и гражданственности у молодежи, в лучшем случае основывающиеся на экспертных оценках и субъективных самооценках респондентов. Не возражая по основанию против наличия или отсутствия патриотизма и гражданственности у нашей молодежи, хотелось бы отметить все ту же конъюнктурную направленность так называемых программ и подпрограмм «Молодежи России».

Отдельные попытки проблематизировать ситуацию с социологией и с молодежью предприняли в конце 80-х — начале 90-х годов методологи, работающие в так называемом мыследеятельностном подходе. Их заслуга состоит в том, что они расширили социологическую рамку исследования общества до культурно-антропологической и попытались перенести некоторые смыслообразующие конструкты и процедуры, типа «самоопределение», с личности на определенную социальную группу. Они вплотную подошли к тому, что биологический и социальный возраст так называемой «молодежи» не совпадают, следовательно, вопрос упирается не в демографическую, а в социокультурную проблему, связанную с трансляцией определенных норм, ценностей и образцов.

Вопрос о наличии или отсутствии механизмов такой трансляции встал очень остро после распада СССР. Но главная проблема для общества заключается сегодня все-таки в том, что разрушен культурно-исторический слой, пласт, поле самоидентификации не только молодежи, но целой нации, народа ( что это и какое имеет значение — этим вопросам мы уделим специальное внимание в 3 главе).

Попытки восстановить это поле самоидентификации все еще выглядят наивными и неумелыми из-за «упрямства» определенных сил и их нежелания считаться со сложившимися ментальными реалиями советского периода в истории страны. Нельзя перепрыгнуть пропасть в два шага, а именно так выглядят попытки «восстановления» исторического поля самоидентификации российского народа. Нельзя выбросить 70 лет «живой истории» не уничтожив их носителей, т.е. победителей фашизма, даже если они и были строителями коммунизма.

Робкие попытки запустить новый механизм трансляции базисных норм, таких, как, например, патриотизм, любовь к отечеству, уважение к старшим, мы наблюдаем только сейчас. Так, в проекте государственной программы РФ «О патриотическом воспитании»(1994г.) среди целей и задач данной программы находим следующее: утверждение в обществе, в сознании и чувствах молодежи патриотических ценностей, взглядов, идеалов, уважения к старшим, религиозным воззрениям старших, историческому и культурному прошлому России, любви к Вооруженным силам, повышения престижа военной службы.

Но надо понять, что нет и не будет никакого патриотизма без осмысления социального опыта и достижений в культуре, науке и других сферах жизнедеятельности общества, полученных в стране под названием СССР. Семьдесят лет державной истории не уничтожаются росчерком пера, тем более, что Россия на весь мир объявила себя правопреемницей СССР, и тут уже надо принимать ответственность за все хорошее и плохое. Это наша страна, это наш народ и другого у нас нет и не будет — только в такой постановке проблемы возможно обсуждение проблем нашей молодежи.

Знаменитые «Наши» А.Невзорова — сегодня граница и в теории, и в практике молодежного движения. Кто теперь «наши»? Те, которые включились и интегрируются в новые рыночные реалии, или те, которые не могут и не хотят принимать новой социальной реальности со всеми ее новыми ценностями? На кого ставить в молодежной практике и в государственной молодежной политике? Понятно, что это вещи далеко не равнозначные. И когда в России сложились и функционируют 96 общероссийских и межрегиональных молодежных и детских организаций и более 500 объединений регионального уровня, и для их обеспечения и поддержки разрабатывается и принимается специальный Закон, то мы как граждане России (и налогоплательщики) просто обязаны задавать вопросы — а какие цели преследуют эти организации? Какие ценности они будут транслировать? Образцы какой деятельности демонстрировать?

Все это далеко не праздные вопросы. Практические же шаги по включению и вовлечению молодежи в определенные социально-ориентированные типы деятельности, озабоченность поисками более эффективных средств для их активизации объективно высвечивают отношение к молодежи как к ресурсу развития всего общества. В этом случае остается только определить, когда же молодежь является более мощным ресурсом: будучи полностью включенной в государственно-общественную машину или не включенная, самостоятельно выстраивающая общественную позицию гражданина своей страны, строящего свою деятельность, исходя из второй посылки. Думается, что ответ здесь не может быть получен никакими эмпирическими социологическими исследованиями. Это вопрос концептуального уровня, и он решается априори, возвращая нас к философским проблемам части и целого, цели и средств.

Молодежь, если она уже есть субъект исторического действия, вправе иметь собственные, отличные от государственных, интересы и предлагать свои варианты удовлетворения своих собственных потребностей. Задача же ученых и политиков — помочь ей делать это, в рамках определенной идеологии. Эта идеология должна быть объявлена, понята и принята молодежью страны.

Сегодня в России перед всем бывшим советским народом во весь рост встал вопрос о перспективах общественного развития, а значит, вопрос о смысле собственной деятельности и жизни: ради чего и во имя чего? В обществе, живущем традициями, жизне-смысловые установки каждого поколения естественно и ненавязчиво культивируются всем жизненным укладом, без лозунгов и деклараций. В обществе, пережившем радикальный излом и низвержение основ прежней социальности, новые цели, ценности и смыслы должны открыто декларироваться в качестве стратегической перспективы, на которую будет ориентироваться общество как на свое будущее. В этом — их конструктивно-организующая, идеологическая, функция.

Как отмечает ряд обществоведов, парадокс исторической ситуации нашего общества, сопровождающей отказ от старого и намерение создать и обустроить новое, лучшее общественное пространство, состоит в том, что при всех своих неблагоприятных последствиях предшествующие этапы советской истории, в том числе и застой, отличались — и тем были благоприятны и приемлемы для людей — определенностью и стабильностью, на чем строились возможность постоянства жизненных ориентаций, надежность выбора, уверенность в будущем. Ясная перспектива завтрашнего дня позволяла относительно спокойно строить жизненные планы, планировать карьеру, верить в осуществимость задуманного. Применительно к молодежи, этим создавалась взращивающая и социализующая ее среда.

И если государство и поколение, несущие историческую ответственность за эту радикальную смену ориентиров в жизни общества, не предложат адекватных оснований стабильности и перспектив будущего, то их роль и место в истории будет определены соответственно, оценкой и практическим отношением последующих поколений к ним самим, делу их жизни и деятельности. Поколение детей под именем «молодежь» сегодня уже вступило в практическую жизнь, включив свой счетчик на часах истории. И уже пожинает и оценивает плоды общественной «заботы» о молодежи и ее будущем, а тем самым общества о себе самом и своем будущем.

Конструктивные практические достижения поколения отцов-политиков пока скромны, но это не снимает, а напротив, лишь обостряет проблему поиска путей строительства нового общественного дома. И здесь как никогда и нигде необходимы знания и рекомендации социальных инженеров и проектировщиков, в том числе и узко-специализирующихся в области молодежной проблематики.

Однако перемены в жизни общества и молодежи сегодня настолько динамичны и масштабны, что они просто не успевают понять и объяснить их суть, а тем более прогнозировать эту фактическую спонтанность. Не хватает информационной и специальной теоретической базы, и этому есть ряд конкретных, усугубляющих и без того сложное положение, причин и факторов.

Во-первых, явно недостаточен, немногочисленен и интеллектуально весьма слаб наличный кадровый исследовательский потенциал;

  • во-вторых, отсталой, нищенской является материально-техническая и особенно информационная и издательская база исследовательско-аналитических структур;
  • низкая социально-управленческая грамота и равнодушие властей, бюрократический произвол планирующих и финансовых органов являются плохими стимулами активизации научной деятельности и привлечения интеллектуального резерва к глубокой и серьезной разработке этих проблем;
  • в-третьих, исследователи проблем молодежи плохо интегрированы в отечественное и международное гуманитарное сообщество, а без активных профессионально-научных коммуникаций подобная деятельность обречена на застой и отсталость. Тем более, что исторически нашей социологической науке во многом было определено место догоняющей;

— в-четвертых, «проблемы молодежи как выражения одного из глобальных и острейших противоречий нашего общества, выявленного перестройкой, в общественном сознании пока еще не существует. (Выделено мной — И.С.) Как говорится, пока «не дошло». Отсюда — огромное противодействие идее молодежной политики, принятию Закона о молодежи, в том числе, как ни парадоксально, частично и со стороны самой молодежи.» (53, с.9)

в-пятых, использование имеющихся теоретических и информационных наработок сегодня оказалось ограниченным, ввиду ошибочности прежнего исследовательского подхода, необоснованно абсолютизировавшего однородность молодежи как социальной группы. «Только предельным упрощенчеством можно объяснить, например, представление многих практиков, которое и сегодня прочно сидит в сознании, что для изучения всего массива и всех проблем молодежи, десятков миллионов юношей и девушек СССР достаточно создания и существования единственного в стране НИЦ ВКШ при ЦК ВЛКСМ.» (53, с.16);

  • в-шестых, имеющиеся исследовательские наработки — и без того явно недостаточные — были ориентированы на характеристику объекта «советская молодежь». Но уже в конце 80-х годов была констатирована абстрактность такого подхода, делающая нерабочей и неприменимой в управленческо-прогностической деятельности полученную информацию, а развал СССР в начале 90-х годов, уничтоживший упомянутый объект исследования, окончательно поставил точку на этом периоде истории науки о молодежи;

— в-седьмых, разительный контраст характеристик и проблем молодежи по республикам, регионам, категориям и группам выдвинул на первый план необходимость их специально-региональных и местных исследований и разработок, отныне вынеся приговор утопии «научных рекомендаций» из Москвы и «центра». «Нужно создавать систему исследований по регионам и республикам. Только это даст возможность контролировать ситуацию всерьез.» — наконец-то констатировал и сам НИЦ ВКШ. (53, с.17) А «на местах» — свои усугубляющие факторы по приведенным пунктам 1, 2, 3, 4…

Сегодня уже значительно более широкому кругу ученых и политиков, управленцев и администраторов стало понятным, что наука о молодежи — не каприз и не иждивенчество. Это необходимый инструмент государственного и общественного строительства, управления, прогнозирования. Вместе с тем, исследование проблем молодежи — не любительство, не временное занятие и не праздный интерес, а потому там необходимо поубавить людей случайных и добавить профессионализма и ответственности за свои выводы, за результаты научной деятельности. Отсутствие у науки о молодежи специального научного и общественного статуса не способствуют развитию и должной реализации ее потенциала.

Формирование деятельности по защите и обеспечению прав молодежи как части общества не может обойтись без науки о молодежи. Доморощенность «программ» практиков «на местах», ранее корректировавшихся спущенными «сверху» инструкциями всеведущих ученых из «центра», с потерей даже этой последней «соломинки», превращается в растрату ресурса и фактор контрразвития общества как на местно-региональном, так и на государственно-федеральном уровнях.

Но мы и сегодня наблюдаем, как наше общество привыкло приспосабливать истину к личным интересам. Прогресс и действенность объективного научного знания о молодежи возможны лишь в условиях, благоприятствующих заинтересованному диалогу науки и политики, науки и общества, политики и общества, о котором упоминалось выше.

2. Социализация как социальная и научная проблема

Человек — природное существо, один из многих видов живого, чья жизнь составляет органическую часть природы. Вместе с тем, человек существенно отличается от окружающего его животного и в целом природного мира. Двойственность его природы заставляет его, подобно любому другому живому организму, решать множество проблем, связанных с необходимостью физического выживания. Но с другой стороны, это существенно изменяет его жизнедеятельность, меняя формы и средства выживания, формируя совершенно иные потребности и средства их удовлетворения, связанные уже с существованием его в качестве собственно человека.

Однако, если его биологическая природа потенциально заложена уже в генах, и он обречен на рождение в качестве особи биологического вида homo sapiens, то его человеческая природа таким автоматизмом не обладает.

Набросаем некоторые контурные черты того облика человека, который он унаследовал от природы как живое, животное существо, и процесса его формирования в его собственно человеческой ипостаси. Сделаем это, например, вслед за Г. Гегелем. (См.32).

Животное живет согласно своей природе и ее законам. Любое его проявление — это проявление природной непосредственности. Но человек условиями выживания, наличием у него высоких способностей к психическому отражению и активному адаптивному поведению побуждаем к активности. Вместе с тем, природный человек является рабом своих вожделений, страстей и побуждений, он необуздан и эгоистичен, его воля неразумна, это пока произвол и безответственность.

Состояние природности, животности человека преодолевается в процессе его «очеловечивания». Становление человеческого в человеке — это движение действительного, наличного человека, по форме уже не животного, но по содержанию и целям еще природного существа, к своему понятию, к персонификации в себе понятия «человек», т.е. к воплощению в себе всех сущностных характеристик субъекта, качественно отличного от животного. Человек выходит за рамки своей зоологической природы благодаря своей духовности. Однако, духовность не присуща человеку от рождения, но он предрасположен к возникновению и развитию ее. Ее формирование составляет содержание процесса очеловечивания индивида.

Этот процесс определен интервалом, на одном конце которого лежит природность, животность, природный эгоизм и подчиненность непосредственным страстям и вожделениям, а на другом — разумная воля, вменяемость, ответственность, дух. В этой сущности человек равен и подобен Богу, а причина и основание этого лежит в наделенности его способностью мышления: «Единство божественной и человеческой природы, человек в своей всеобщности есть мысль человека» (32,с.275).

Между тем, вторая, человеческая, природа, как и все другое, внеприродное, должна быть еще специально создана в нем, без этого новорожденный ребенок может никогда не стать человеком. Для этого должны быть созданы, развиты и поддержаны специальные процессы, воздействующие на него очеловечивающим образом. Таковым механизмом является социализация, выполняющая роль генетического наследования второй, надприродной, сущности человека, т.е. социальности.

Генезис этой сущности, или социализация индивида, — специальная задача, к решению которой имеют отношение факторы, как внутренние, так и внешние человеку. С одной стороны, только сам человек может сделать себя Человеком, только сам может развиться как это качество. И подобно всякой социальности, которая по принципу отсутствует в природе, этот результат должен быть создан деятельностью самого индивида при помощи деятельности окружающих людей. Пока он сам не сможет развивать это качество самостоятельно, эту функцию выполняют (целенаправленно или стихийно, сознательно или бессознательно, специально или косвенно) различные социальные факторы, от семейного общения, образования до всего пространства культуры.

Гегель считал, что логически исходным моментом начала собственно человеческого развития индивида является момент, когда он начинает общаться с миром через познание. До этого душа человека ощущает и психически переживает мир, но он еще существенно не отличается от животного. Природа Человеческого лишь касается его внешним образом и пробуждает в нем движение души, создает предпосылки, из которых становится возможным сформировать дух. Но с этого момента формой дальнейшего развития этой пробужденной души становится познание. Познание открывает человеку, что его природа не такова, какой должна быть, впервые полагает для него противоположность между Человеческим и природным.

Осознание себя как отличие или противоположность животному, другому, а также несоответствие тому, что есть (или чем должен быть) человек в полном согласии со своим понятием, приводит, по убеждению Гегеля, к возникновению и возможности выхода из этой природной непосредственности. С этого осознания начинается движение к Человеческой сущности. Здесь особенно важны обе стороны отношения человека к этому вопросу: с одной стороны, обособление себя от животного, а с другой — обособление себя (конкретного индивида) от Человеческого (идеи человека).

С этого раздвоения начинается осознание себя, появляется осознанный субъект, а вместе с ним и для него появляется понимание должного, т.е. всеобщее духовное, закон.

Первый шаг к снятию разрыва между природным и Человеческим начинается с преодоления иллюзии, что всякий человек всегда есть собственно человек, автоматически и по праву рождения. Необходимо для начала понять разницу между природным существом Homo sapiens и Человеком. Духовно-рациональным стержнем превращения природного существа в человека является познание. По Гегелю, познание есть и принцип духовности, и также «принцип исцеления раны разрыва.» (32, с. 261).

Не трудно заметить индивидуально-психологическое основание этой интерпретации: социализация как очеловечивание индивида, наделение его внеприродными свойствами, как присвоение им духовной культуры, вхождение в нее. Это понимание (оставим в стороне ее схематичность — это издержки данного изложения) социализации, с одной стороны, узко, поскольку сводит ее лишь к факторам духовности, а на деле она широко включает и материально-деятельностную культуру. С другой стороны, оно достаточно широко, выводя социализацию в конечном счете на все пространство «надприродного», т.е. практически отождествляя ее с культурой. Такая интерпретация, конечно, есть расширение, в какой-то степени чреватое размыванием качественных границ понятий и культуры, и социализации. Но вместе с тем, она в известной (но только в определенной) мере и в определенных аспектах имеет право на существование, и ниже мы на этом остановимся специально. Для нас же это сейчас важно в качестве краткого схематичного введения в проблему.

Мы не ставим своей целью дать обзор всех позиций по проблеме социализации, имеющихся в литературе. Отметим лишь то обстоятельство, что существует много вариантов определения социализации, но все они тяготеют к тому, чтобы понимать ее как процесс, благодаря которому люди усваивают и научаются подчиняться социальным нормам. Социализация индивида в большинстве своем рассматривается как процесс вхождения его в мир конкретных социальных связей и интеграция личности в различные типы социальных общностей через культуру, ценности и нормы, на основе которых формируются социально значимые черты личности.

Социализация представляется как процесс включения личности в сферу социальных отношений в качестве субъекта этих отношений. Целью социализации, таким образом, видится формирование социально активной личности, действия которой регулируются социальными нормами и общественными интересами. Таким образом, этот процесс «обеспечивает прочность, сохранение общества и передачу его культуры между поколениями». (193, p.201)

Каждое общество по-разному и в различных формах приобщает новые поколения к основным социальным ценностям. По мере развития и усложнения социальности, длительно происходит и процесс становления социализации, поскольку прежде, чем что-то передавать новым поколениям, самой социальности надо было сначала состояться. Пока нечего передавать — нет нужды и в специальной деятельности по ее передаче. Со временем появилась социализация, связанная не с простым биологическим воспроизводством себе подобных, а с социальным бытием, где особо важным стал критерий социального опыта.

До тех пор, пока не было носителей конкретной социальности, то не было ни молодежи, ни стариков. С социальной точки зрения, не было поколений, была лишь биологическая, геронтологическая, разница в функциональных возможностях организма каждой особи проточеловеческого стада. Оформление двух поколенческих групп молодежь — старики и вызревание их противоречия происходит по мере того, как накапливается и все значимее становится социальный опыт. Пока его было мало и от него ничего не зависело в жизни сообщества, стариков уничтожали. Молодежь тоже возникла только тогда, когда общество научилось его нарабатывать, аккумулировать и передавать. Тогда возникли носители опыта — с одной стороны, и его наследники — с другой. Вот почему мы считаем, что сущностным признаком выделения молодежи должен быть социальный критерий — усвоение опыта.

Социализация проходит в своем становлении и развитии несколько стадий, или ступеней. Она проявляется сначала в стихийной деятельности по подготовке подрастающего поколения к жизни в данном сообществе. Эта подготовка осуществляется путем передачи образцов действий и моделей деятельности в непосредственном труде и совместном коллективном проживании как способе совместной коммуникации разных поколений в процессе обеспечения общего и значимого для всего сообщества результата. Во взаимодействии со взрослыми дети осваивают не только трудовые и коммуникационные навыки, но и статусно-ролевые позиции, зависящие от поло-возрастных, социально-ролевых возможностей.

В освоении трудовых и жизненных функций процесс увенчивается полной адаптацией воспитуемого к данному роду деятельности, выработкой навыка самостоятельного его осуществления, приобретением полноты субъектной позиции и ответственности за результат в этом фрагменте коллективной деятельности. Это связанный комплекс знаний и умений — с одной стороны, по поводу того, как произвести деятельность от начала до конца, какими средствами обеспечивается ее эффективность. С другой стороны, — понимания, зачем (или в каких случаях) это необходимо, как это влияет на жизнь коллектива, т.е. какова мера участия индивида в совместной жизни и какова общественная цена этой деятельности. Эта вторая сторона адаптирует его не только к конкретным видам деятельности, но также к деятельности в коллективе и к совместному проживанию в сообществе. По мере формирования этого комплекса, дается сигнал к снятию внешнего контроля со стороны взрослых, знаменуя собой появление сформированного социализированного субъекта и завершение в целом процесса его социализации в конкретном направлении или в целом.

Начавшись как приобщение нового поколения к труду, с передачи умений и навыков, социализация со временем дополнилась более высокими уровнями. Позднее, по мере развития духовных компонентов социального, то, насколько социализуемый индивид усвоил приемы жизнедеятельности профанного (обыденного) мира, благодаря которым он мог прокормиться, становится не столь важным. Не менее значимой становится и степень усвоения им высших смыслов и ценностей этого рода, его тотемных связей и обязательств. Стало утверждаться понимание, что если его научили только шкуру выделывать, то одет-то он будет. А вот если не те ценности оттранслировали — будет ли он представителем и защитником, охранителем и продолжателем конкретного социума, имеющего собственное поле самоидентификации? Это вопрос, приобретший фундаментальное жизненное значение.

Социализация в целом имеет свои исторически сформированные слои или уровни. Сначала под ней понималось умение подстрелить птицу, построить капкан или обустроить пещеру, и этому надо было обучать. Потом — по мере общественного разделения труда — возникла дифференциация, появились различные общественные слои. Им предназначались и различные формы социализации, поскольку усложнение общественного организма делало невозможным тотальную трансляцию всего опыта всем членам общества. Возникает социальная иерархия, сопровождающаяся иерархией форм и уровней социализации.

В традиционном обществе существовала жесткая модель жизненного цикла. Юность связывалась с активной социализацией — прохождением обучения и воспитания. Зрелость — с началом трудовой деятельности, уходом из родительской семьи и созданием собственной семьи. Старость — с прекращением трудовой активности, переходом на общественное попечение. Социальный статус при этом формировался в период перехода от юношеского возраста к зрелости. Обучение осуществлялось через совместное участие в трудовых акциях, воспитание — через участие в процессах совместного проживания, построенного в строго определенных условиях быта, в обычаях и ритуалах, сопровождавших наиболее значимые события в жизни индивида и социума. Для избранных, элиты существовал еще уровень образования с трансляцией высших и сакральных смыслов и ценностей через сугубо индивидуальное обучение у вождя и шамана, что давалось преимущественно лишь по праву рождения и перспективой передачи власти.

социализированное сознание

Понятие «социализация» стало широко применяться на Западе уже с 30-х годов нашего века, в связи с повышением интереса к отношениям «человек-культура», с началом систематического исследования противоречий между практикой детского воспитания и требованиями общества. К нему стали обращаться в социальной философии, социологии, социальной психологии для объяснения поведения в тех или иных ситуациях не только детей, но и взрослых представителей различных социальных групп. Поэтому говорить о социализации только лишь применительно к молодежи вообще-то не совсем правомерно, поскольку это означает сознательное ограничение феномена социализации, замыкание его на определенную (наиболее часто — возрастную) группу. Далее, обсуждая природу социализации, можно будет убедиться, что есть такие интерпретации социализации человека, которые принципиально не могут быть сведены к группам со специфическими возрастными характеристиками.

Для отечественной социальной философии и социологии давно очевидно — и это справедливо отмечено З. С. Серафимовой — что «теория деятельности как общая теория социально-исторического процесса содержит принципиальное решение проблемы социализации. Она раскрывает принципиальный механизм социального производства человека не как человека вообще, а в специфической общественно-исторической определенности структур его деятельности. (143, с.66)

Отметим, что основные из имеющихся сегодня в научном обиходе концепции социализации молодежи несомненно построены на некотором философско-методологическое основании. Однако, как представляется, они недостаточно философски фундированы. Поскольку в большинстве своем, за некоторым исключением (пожалуй, только Спенсера и Дюркгейма), останавливаются на философии личности. И это является исходным как для осмысления большинства процессов социализации, так и для их практического построения. Но их общий недостаток заключается в том, что при этом ни одна из этих концепций не дошла до социально-типологического понимания личности, т.е. до осознания, что в это понимание зашита определенная философия истории, как это имело место, например, в марксизме.

Думается, что немаловажную роль в этом сыграло то обстоятельство, что социология молодежи вырастала из социальной психологии и шла от такой робинзонады к пониманию социальности как особой субстанции. Поэтому, например, концепция пер-групп, т.е. малых групп, концептуально не дотягивает до тотальной социальности. Исследователи этого направления уже давно поняли, что человека — любого, молодого и старого, — объяснить из самого себя нельзя, ему нужна какая-то референтная группа. А там, конечно, могут быть и антикультурные установки и ценности, ориентации другой направленности и т.п. Но на этом они и остановились. То есть, поднять рамку социальности до социального типа, цивилизационного или формационного, они не смогли.

По этому основанию данные концепции социализации могут быть выделены как те, которые требуют онтологически более широких и глубоких оснований для понимания сущности личности, нормативной личности, потребной для каждого общества в данную конкретно-историческую эпоху. Иначе мы приходим к тому, что становятся возможны и возникают многочисленные фигуральные построения отдельных типов личности в их огромном многообразии, которое вообще не понятно, откуда берется. Согласно их логике, оно может иметь основания, скажем, в этических нормах, формах образования и т.д., но не в социально-исторических или культурно-социально-экономических факторах. Ну, казалось бы, и пусть.

Однако когда ситуативно возникают совсем не праздные вопросы, например, угрожает ли существованию цивилизации существование молодежи, то обоснованно ответить на них эти теории не в состоянии, потому что подобные вопросы вряд ли решаются на уровне эмпирических подходов. Изменение социальной ситуации и вопросы, остающиеся без ответов, заставляют теоретически переосмысливать реальность, и это влечет переориентацию концептуальных подходов. Так и произошло, например, когда ситуация назрела и надо было уже что-то предпринимать в отношении конфликта молодежи с обществом, который приобрел экстремальные формы в конце 60-х годов (Франция) и имеет прецеденты в сегодняшнем дне (в 80-90-е годы это Китай и ряд стран юго-восточной Азии).

Тогда начались теоретические рефлексии, хотя чисто эмпирический материал уже был.

В нашей «прошлой советской традиции» было принято все начинать и заканчивать только обществом. В западной — наоборот, доминирует подход от человека. Сейчас не важно, с чего начать, с общества или с человека, поскольку мы исследуем ситуацию, когда человек посредством общества становится человеком данного общества (или иногда бывает, что это не получается).

Итак, человечество строит процессы социализации, где, в отличие от биологических механизмов, действующих без специального целевого участия, передаются «гены» социальности, признаки и свойства человеческого. С тем, чтобы входящее в жизнь новое поколение принадлежало к этому же роду. Животное или растение через механизмы биологической наследственности передает обычный генотип. Человека его биологический генотип не спасает, он должен наследовать 2 природы — животную, биологическую, и социальную, Человеческую. Нет социализации — нет социальной наследственности, получается существо другого рода, не человек.

Здесь трудно не посетовать на то, что термины «социализация» и «человеческое» затемнены обилием смыслов и пониманий. Эта многозначность вуалирует проблемы и зачастую создает иллюзии — решенности этих проблем или их полного отсутствия. Под социализацией, как правило, понимают приобщение подрастающего поколения или индивида к обществу. Но широкораспространенная трактовка и общества, и социализации, и приобщения требуют коррекции.

Наиболее частой является формулируемая прямо или реконструируемая косвенно позиция, когда под обществом фактически понимается население, социальная группа (пусть даже одна, 5-миллиардная, на всем земном шаре, «человечество»), т.е. за этим термином просматривается некая вещественно-организованная совокупность, множество людей. Тогда под социализацией имеют в виду процесс приобщения, вхождения индивида в эту совокупность (или ее локальный фрагмент) так, чтобы он ничем, в основном, от нее не отличался, мог в ней раствориться, стать таким, как все, способным жить так же, как все. Для этого необходимо дать ему язык, профессию, грамотность, формы общения, различные нормы поведения, оценки и т.п. Этот процесс в действительности имеет место. Но мы далее будем называть его социальной адаптацией, поскольку человек в нем адаптируется к условиям жизни в конкретном сообществе. При этом будем иметь в виду, что социальная адаптация является частичным воплощением социализации.

Но можно понимать общество более широко и сущностно, как всю ту реальность, которая возникает вне природы, благодаря человеческой деятельности. То есть, общество, или социальность, в самом первом подходе есть вся та часть нашего окружения, которая не является природой. Тогда в класс «общественных» явлений попадут вещественные предметы и процессы, социальные отношения в многообразии их институций, огромный спектр объектов, процессов и отношений духовной жизни общества, т.е. все, что мы называем культурой.

В некотором смысле культуру можно образно отождествить с музеем, в котором все это пребывает, наподобие экспонатов, которые по мере востребования снимаются со стендов, извлекаются из запасников и используются по назначению. Но есть и другой аспект существования культуры — деятельностный, актуально-реализующий. Если культура в первом значении — музей, то во втором значении — это субъект, пользующийся всем достоянием музея. Субъект может быть индивидом, коллективом или группой, социальным слоем или классом, или вообще человечеством. Он осуществляет свою активность деятельностно, и только будучи активно-действующим субъектом, он может воспользоваться достоянием культуры. Его активность, оснащенная культурой, будет культурной, или социализованной, т.е. очеловеченной, деятельностью. Чем больше в конкретной деятельности проявлено и на более высоком уровне использовано достижений общечеловеческого опыта, т.е. культуры, чем более эта деятельность культурна, социализованна, тем больший уровень социализованности, т.е. «очеловеченности» являет собой субъект.

Тогда социализация субъекта ( в том числе индивида, группы и т.д.) уже не может быть процессом уподобления окружающим его людям, растворения его в толпе, как в случае социальной адаптации. Социализация будет являть собой процесс интериоризации или освоения субъектом всего социального, приобщения его к социальному, т.е. всему, что выработано и создано деятельным человечеством во всем процессе его исторического развития. Чем более им будет освоен совокупный позитивный опыт человечества во всех его проявлениях, тем более он будет социализован.

При этом он может в конкретный момент места и времени даже совершенно не совпасть с характеристиками окружающего «общества» (т.е. некоторой группы), но ввиду как раз большей социализованности, чем окружение ( как, например, с определенными допущениями, европейцы в Новом Свете).

Тогда надо говорить о том, что он в данный момент оказался социально-неадаптированным, именно к этому окружению, к конкретным формам жизнедеятельности социального образования. Но это уже будет нечто другое, чем несоциализованный субъект. То есть, социализовать индивида — это не вписать его в толпу, не уподобить его другим, а придать его жизнедеятельности максимально человеческий, максимально отличающийся от биологического, максимально нагруженный культурой характер.

И подобно тому, как в генофонде биологического объекта содержится весь опыт сохранения качественной определенности его рода и вида, а также опыт их биологического выживания, так и в «социальном фонде» человечества, в культуре, содержится весь опыт сохранения Человеческого рода, а также опыт его социального выживания. Индивиду еще предстоит унаследовать и проявить свою неживотную природу. Здесь включаются механизмы социального наследования — воспитание, обучение, познание — словом, образование. С его помощью человечество гарантирует себе сохранение своей качественной определенности и предохраняет себя: во-первых, от физического, телесного вымирания (поскольку человеческий род не выживает обычным природно-животным способом, он смог сохраниться на Земле лишь постольку, поскольку нашел свой способ выживания — через активно-преобразующую деятельность и социализацию в целом); а во-вторых, от вымирания в своем качественном отличии от животных, от животной стадности.

конкретным социумом как положительные

Формы социализации могут быть различными в своей исторически-определенной конкретизации. Это зависит от условий, целей, возможностей, объективных характеристик социума и социализаторов и т.д. Но при включении целевых установок, т.е. при построении осознанной деятельности по социализации, человечество преимущественно в первую очередь преследовало цель социальной адаптации, вписывания нового поколения в существующее общество, т.е. в уже имеющуюся к этому времени систему общественных отношений, ценностей, норм. Это должно было гарантировать выживаемость и эффективность деятельности молодежи, но прежде всего — сохранение и воспроизводство самого общественного организма.

Социальная адаптация охватывала преимущественно наиболее значимые для конкретного общества сферы жизнедеятельности — труд, совместное проживание, общение, досуг, (отчасти через него — искусство), а также интегрирующие социум формы сознания — познание и мораль (чаще через них — религию, зачаточные элементы науки, простейшие политико-правовые нормы).

В основных своих элементах эта схема практически не менялась веками, имея в истории лишь некоторые специфические отклонения для особых, как правило, очень малых, привилегированных социальных групп.

Вместе с тем, утверждать, что социализация существовала всегда, было бы неправильно. Она появилась на каком-то историческом этапе, проходила процесс становления, меняя свои исторические формы, развиваясь к своему зрелому состоянию. Поэтому, строго говоря, здесь есть проблема — для того, чтобы понять, что такое социализация, надо иметь ее зрелую форму. Но об этом — ниже.

Определенный тип общества неизбежно формирует своеобразный и адекватный ему тип мышления, а также адекватный, а потому определенный тип социализации. (См.42;81;105) Воспроизводство в новых поколениях норм, образцов, ценностей — в ранних обществах это была стихийная, неуправляемая, неотрефлексированная, но, тем не менее, достаточно результативная работа. Здесь доминировала биологическая детерминанта (выжил — не выжил) вариативности социализаторской деятельности. Социализация новых поколений осуществлялась не столько целенаправленной воспитательной деятельностью, сколько всем устройством общественной жизни. Поэтому ее эффект был на редкость устойчивым, и такой же устойчивостью отличались ее формы. Через складывавшиеся социальные нормы и институты их поддерживания общество регулировало и сохраняло свой образ жизни. Приспосабливая молодежь к образу жизни, принятому в данном коллективе, общество осуществляло ее социальную адаптацию.

Формы и функции социализации исторически менялись, развивались, дифференцировались, но ее смысловой стержень, ее социальное назначение, сложившееся на заре социогенеза, остается и по сей день. Это, с одной стороны, социальная адаптация, т.е. сохранение и защита общества от потрясений, связанных с вхождением в него новых поколений, а также вписывание молодежи в сложившиеся социальные реалии. С другой стороны, — наделение новых поколений социальным ресурсом выживания, снабжение их материальным и духовным потенциалом исторически накопленного опыта человечества.

Эта забота лежала на человечестве всегда, и всегда осуществлялась эта работа. Но любопытно то, что необходимость изучения и теоретического осмысления проблемы социализации возникла сравнительно недавно. И задуматься над ней пришлось, как ни парадоксально это звучит, столкнувшись вовсе не с молодежью. Определенную роль в этом, конечно, сыграл молодежный бунт 1968 года, но лишь отчасти. С проблемой этой столкнулись, как ни странно, с началом НТР, когда понадобилось переучивать взрослых, т.е. заняться, как это сейчас называется, ресоциализацией.

Переучивание безработных, освоение ими новых профессий и рабочих мест и т.п. — все это еще вкладывалось в понятие адаптации. Человека не приходилось кардинально переучивать, ему лишь немного изменяли профессиональную и жизнедеятельностную ориентацию, а в целом он по-прежнему вписывался в существующие каналы социальности. Но когда пошли мощные — особенно социо-технические — трансформации, то даже у взрослых, казалось бы, уже сформированных и социализованных людей, это вызвало своеобразную ломку, в прямом и переносном смысле. Тогда задумались, как с ними быть. Ведь такой человек умеет и читать, и писать, и даже как будто нормально ценностно сориентирован, а вписываться в сегодняшнее общество не умеет. Когда таких единицы, можно отмахнуться — не умеет в силу индивидуально-личностных особенностей. А когда это приобрело значимые социальные масштабы, то тогда и возник вопрос, что же такое социализация. То есть, к необходимости понимания и познания сущности социализации пришли через практику и осмысление ресоциализации.

Россия к этому подошла уже в постсоветское время, когда выяснилось, что нужна иная социализация, а точнее — полная ресоциализация всего населения. На Западе элементы понимания того, что нужна особая социализация, были сформированы раньше, еще в рамках концепции модернизации, когда столкнулись с проблемами третьего мира. Но там сначала этот вопрос вообще не восприняли как проблему социализации, а поняли как проблему трансформации, т.е. ломки существующего образа жизни и насаждения западных образцов и стереотипов. Там вопрос иначе и не ставился, как сугубо в том ключе, что это третий мир, неразвитый, отсталый, а потому надо все сломать и сделать его по-новому, на западный манер.

Однако позднее, когда столкнулись уже со своими, с носителями своей культуры, в своей стране, которых НТР в массовом порядке стала превращать в «нелюдей» в том, ранее принятом смысле, то возник вопрос, что сохранять в прошлом их опыте, в том сформировавшем их костяке, чтобы человек стал и остался полноправным членом этого общества. В итоге социализация превращается сначала в проблему, а потом в особый специализированный вид деятельности.

Между тем, приведенные выше обстоятельства заставили внести свои коррективы в понятие социализации. » Эффективность институтов социализации, конкретных методов воспитания и обучения, — утверждает социолог И. Кон, — должна оцениваться сегодня не только и не столько по тому, насколько успешно они обеспечивают усвоение и воспроизводство унаследованных от прошлого ценностей и навыков, сколько по тому, готовят ли они подрастающее поколение к самостоятельной творческой деятельности, постановке и решению задач, которых не было и не могло быть в опыте прошлых поколений. » (66, с. 165)

То есть, здесь явно просматривается тенденция, которой отмечены многие процессы второй половины ХХ века: ценностно-смысловым стержнем становится не социальный опыт прошлых поколений, и даже не просто прошлый опыт сегодняшнего трудоспособного поколения, а самостоятельность и творчество молодежи в решении принципиально новых задач современности.

Между прочим, нельзя не отметить, что проблема социализации, которая практически всегда рассматривалась применительно к молодежи, сегодня встала как проблема всеобъемлющей социализации. Социализация молодежи теперь превращается только в часть общей социализации всего сообщества. И теперь оказывается, что социализационный процесс первичен по отношению к определению социально-стратификационных групп.

Тогда возникает проблема историзма, который подводит нас к признанию, что есть разные исторические формы социализации — обучение, воспитание и т.д. И если рассматривать вопрос с точки зрения социальной философии, то надо выявить социализацию как социальный тип деятельности, который носит всеобщий характер или становится всеобщим. Посмотреть, как он существовал раньше и воздействовал на объект под названием «молодежь», было ли вообще такое, и если да, то в каких формах деятельности, с какими ресурсами, методами и т.п. Но это большая и перспективная задача.

Стоит специально остановиться на том, что как собственно возникновение социализаторской деятельности можно рассматривать появление политических партий (особенно учитывая современную политическую незрелость молодежи, о которой речь шла в 1 главе).

Ведь это чистый вид социализаторской деятельности. Он не стремится сделать человека работником, а стремится сделать его человеком, который осознает свое место в мире, понимает, откуда оно происходит и чем диктуется, что нужно сделать, для того, чтобы иметь жизнь достойную. И действует адекватно.

При разделении общества на классы, появляется множество партий, которые по-разному объясняют человеку, каково его место и чего он достоин. Соответственно, с неизбежностью появилась супер-задача одну часть населения социализовать одним образом, а другую — иначе. Началась реальная классовая борьба за тот или иной тип социализаторской деятельности. Со временем появилась еще и особая ниша, созданная в виде специализированной институциализированной деятельности, — школа. Естественно, началась борьба и за систему образования.

Когда К. Маркс говорил, что изменившееся общество есть продукт изменившихся обстоятельств и воспитания, на вопрос, откуда должны взяться новые воспитатели, он отвечал, что воспитатель должен быть воспитан. Где, чем, кем? Он был убежден, что новые люди появляются в горниле революций. Да, история социально-политических революций показала, что революционер — это социализатор, но отличный от традиционного. Он не адаптирует, как раз наоборот, он революционизирует. И практически учит обращаться с социальными отношениями. Революционная деятельность есть доведение до практики понимания того, что целью и продуктом социализации должна стать творческая деятельность масс по преобразованию реальности в интересах людей.

Заметим, что революции являются особенно благоприятными периодами в развитии общества для социальной реализации молодых, но расширяют границы дополнительной социализации и для всех других когорт населения. Потому что те, кто уже занял раньше свою социальную нишу, в революции как раз все свои привилегии и завоевания теряют. А молодежь приобретает. Кроме того, в таких катаклизмах у молодых появляется возможность не только пренебречь опытом предшествующих поколений, но даже начать учить стариков.

Весь социализационный процесс, как он описан в литературе, может быть описан с точки зрения получаемого результата — социализованной личности, социализованного человека. Но для этого должна быть норма, критерий, позволяющий определять, социализован человек или нет и какой это тип социализации. «Социализационная норма может быть определена как установленный и отрегулированный социальный механизм вхождения индивида в общество, развитие индивида в полноправную человеческую личность, обладающую как индивидуальными, так и социально-типическими и социально-значимыми чертами. Социализационная норма также есть принятый в данном обществе ориентир личностного развития индивида с учетом его возрастных и индивидуально-психологических характеристик.» (63, с.104)

А определяет эту норму модель личности, которую создают философские системы. Однако на сегодняшний день разработка этой позиции совершенно недостаточна и имеет место в основном лишь в персоналистских, прагматистских концепциях (Они все перечислены в монографии Ковалевой, правда, без анализа.)

Вместе с тем, обратим внимание на то, что заключительная часть приведенного определения социализационной нормы — «принятый в данном обществе ориентир личностного развития индивида» — предполагает общество и социализацию неизменными и устоявшимися. Это не совсем корректно, потому что в переломные эпохи, в периоды социально-исторических катаклизмов, именно когда и обостряется проблема молодежи во всех ее аспектах, «принятый ориентир» личностного развития как раз либо отсутствует, либо ниспровергается прежде всего. Далеко ходить не надо, возьмем современную Россию — какое общество у нас сейчас, каков ориентир личностного развития? Этого сейчас вразумительно не скажет никто. Поэтому, думается, совершенно не случайно в этой позиции все сведено к «установленному и отрегулированному механизму». Когда не могут предложить приемлемую ценность, остается только уповать на механизм. Это как пуговицу пришить к яичнице: ищут и обсуждают, как это сделать, не задумываясь и не объясняя зачем.

одобряемые

Поскольку решение проблемы в данном аспекте еще не найдено, позволим себе немного поразмышлять на эту тему. А можно ли вообще прийти к одной норме, если социальные условия и факторы, определяющие процессы социализации, настолько разные для разных обществ и общественных систем? Видимо, можно прийти лишь к очень небольшому набору общих базовых ценностей типа «Не убий». Но откуда идет это определение социализационной нормы? Из нашей практики, существующей еще с 1917 года. Наши педагоги, которые единственные «по должности» занимаются проблемами социализации, умеют только «делать контрольные срезы». Дай им формальный критерий и инструкцию — они и будут замерять, поскольку просто другого не знают. А других педагогов у нас просто нет. Прямо беда. И это в образовании, которое у нас пока — самая мощная социализационная система! Но это ведь только теоретики ломают голову над тем, откуда возьмется личность там, где в деятельность загнана норма, если личность это не норма, а откровение одно. А откуда возьмется развивающаяся личность, которая вообще никаких канонов не терпит? Практики над этим не сильно ломают голову — «проблем и без того хватает».

С другой стороны, тем не менее, социализационные процессы все же на какую-то норму опираются, или должны опираться. Но что лежит в ее основании — еще теоретический вопрос. Так, Ю.Хабермас, говоря об образце социализации, высказывает сомнение в том, что состоятельность распространенного (и в теории, и на практике) взгляда на социализацию как на процесс освоения социальных ролей не претерпит изменений в новых исторических условиях. Он считает, что этот взгляд на деле совершенно не обеспечивает личностное становление, субъектную самоидентификацию и самоопределение человека как социализованной личности. Таким показателем социализованности, по его мнению, становится развитие способности к построению и реализации собственного жизненного проекта. ( 164,с.87)

человеком,

В данном отношении тут без типологий не обойтись. Надо дать несколько типологий социализованной личности, по разным основаниям, в разных концепциях. И поэтому мы спрашиваем, есть ли сейчас у общества представление о социально приемлемой норме социализованной личности? Если есть, то значит общество в каком-то, пусть бульонообразном, состоянии уже перебыло, уже готово выдвинуть этот идеал, эту норму, и под нее запустить все имеющиеся каналы социализации.

А если это не обнаруживается на эмпирическом уровне, то надо смотреть хотя бы на идеологическом, т.е. какая сейчас имеется идеология, и либо прямо брать оттуда, либо реконструировать заложенную в ней норму (чаще провозглашаемую как цель).

В итоге сейчас нам надо сделать некий скелет под условным названием «социализация», то есть выделить ее критерии, а далее дать ее бытийные, онтологические основания, гносеологически-возможные интерпретации и т.д. Дальше — формы, методы, стили социализации, соответственно от них — характеристики теоретически и практически возможных социализаторов, норм и т.д.

В частности, необходимо выявить и продумать, например, как свести некоторые объективные показатели к проявлению в них субъективных предпочтений и наоборот. Скажем, если в прошлом году было продано футбольных мячей на 39% меньше, то что это означает, с точки зрения социализации и ее типа? То есть, найти простые индикаторы, чтобы, к примеру, по количеству поставленных металлических дверей можно было судить о том, какой тип социализационной деятельности у нас запущен и реализуется. Тогда появится набор индикаторов, по которым можно будет судить, например, как на социализационные процессы влияет вещная среда, какие ценности в ней реально функционируют и могут транслироваться.

Ведь если население поголовно сидит с автоматами за металлическими дверями и решетками и готово стрелять в первого вошедшего, то при этом какая дружба как ценность может быть оттранслирована? Попытка внедрить ее как ценность будет, скорее, подрывать социализацию и дискредитировать ценности. То есть, появляется основание отделить назывные ценности и лозунги от реально функционирующих норм.

Наша наука не располагает пока практически никакой детальной информацией о молодежи. Нам надо еще исследовать наличие, например, социализационных полей — вещного, социального и информационного, которые теоретически возможны, но еще надо доказать, что они реально есть, узнать, как они между собой взаимодействуют и какова их реальная сила. Потому что, строго говоря, вообще несоциализованных людей нет, есть просто не та степень или не те характеристики их социализованности. Откуда они берутся, кто в этом виноват или почему это так получается? Это знание — фундамент для решения, скажем, проблемы социальной реабилитации и профилактики асоциальных групп. Они должны возвращать людей в общество через ресоциализацию. И таких вопросов, задач и практических выводов накоплено много.

На Западе это уже исследуют очень пристально и детально, фиксируя, где происходит жизнь и взросление ребенка — это улица, дом или двор; кто присутствует постоянно с наблюдаемым ребенком — сверстники, соседи, родственники, родители; взрослые или дети, одного пола или разнополые; каков преобладающий вид деятельности — игра, случайный вид взаимодействия, труд, учеба, досуг; каковы размеры групп, в которых участвует наблюдаемый ребенок и т.п. И когда там выдаются рекомендации, что для эффективной социализации ребенок должен быть помещен в группу сверстников одного пола и расы, уроки — быть организованы в форме игры и т.д., то эти предписания — не для всех, а имеется четкая привязка к вполне определенным характеристикам групп и детей. Вот на каком уровне там уже исследуют и рекомендуют. Нам до этого, к сожалению, еще очень далеко. Что же мы можем сегодня научно рекомендовать для воспитания жизнеспособных поколений ? До сих пор нас хотя бы выручала идеология и политика. Теперь за окнами — век НТР, но для науки мы еще не созрели ни материально, ни идеально.

& 2. Проблема социализации человека в западной философии

В истории культуры, как и в истории социальной мысли, существуют моменты, когда происходит чуть ли не прямая верификация всех «изысков» теоретиков. Но жизнь всегда богаче любой теории, а жизнь в наше время и в нашей стране представляется уникальным явлением, сопоставимым разве что с распадом Австро-Венгрии в ближайшей истории или с распадом Римской империи — во времени отдаленном. Если говорить об основании такого выделения, то это наличие социального катаклизма и его последствия для народов, населявших распавшиеся империи. ( Не стоит здесь заострять внимание на понятии империи, т.к. еще надо доказать, что СССР действительно был империей. Нет, основание ряда здесь иное, а именно — трансформация социально-экономического и духовного уклада народов, бывших некогда в некотором едином политическом образовании.)

Вполне возможно, что нынешний «развод» Чехии и Словакии, республик бывшей Югославии, которых нельзя обвинить в принадлежности к имперской традиции, тоже уместны в этом ряду. Сегодня у нас мало адекватных терминов для того, чтобы описать, что переживали люди того далекого прошлого эпохи распада Римской империи. Задача, которая интересует нас в первую очередь в этой связи, — это сейчас постараться понять, уже с опорой на всю науку, как восстановить «связь времен у нас в России». В противном случае конечный исторический результат уже известен.

Взяв на себя ответственность исследовать данную проблему, нам не уйти от замечания — даже требования — Ю.Хабермаса, имеющего методологический характер. Он подчеркивает, что с начала ХIХ в. отношение ко всему историческому было рефлексивно прервано. Изменилось отношение к традициям, прежде столь почитаемым. Все глубже и глубже в сознание людей проникала мысль, что традиции не являются чем-то естественным и неизменным, что их следует проверять и выборочно продолжать. То же самое касается гипотетического обращения с существовавшими институтами. Рост сознания морально-политической автономии приводит к тому, что не кто-то иной, а мы сами должны принимать решения относительно норм нашей совместной жизни. Под давлением подвижных (благодаря дискурсу) традиций и самостоятельно вырабатываемых норм формируется управляемое принципами моральное сознание, которое меняет и образец социализации. (164, с.87)

Итак, не только Россия в современных катаклизмах переживает разрыв с традициями, она имеет в этом общие черты с общемировыми (по меньшей мере, европейскими) тенденциями. А значит, императив современного морального сознания относится и к нам. В этой же плоскости лежит и наша проблема социализации, тоже подвергающаяся изменению под воздействием современных, запущенных с начала ХIХ века, антитрадиционных процессов (мы бы еще сказали: под воздействием трансформаций, возникающих ввиду вторжения инновационных процессов в традиционные механизмы).

Попытаемся несколько залатать эту рефлексивную дыру («прерванную традицию»).

Для этого обратимся к поискам и мыслям людей, переживавших события, аналогичные тем, что происходят в современной России. Например, по поводу кризиса Рима, предвосхитившего распад империи, писал Боэций. Он изумлялся тому, что Бог, управляющий всем, «вместо того, чтобы дать добрым сладкое, а злым горькое, напротив, добрых наделяет суровой участью, а злых — такой, какую они желают. Если это не порождается определенными причинами, то, следовательно, вызывается случайностью. »

Этому изумлению у него противостоит Философия, которая утверждает, что случайным и неопределенным кажется то, разумное устройство чего не познано. Но она призывает того, кто не постиг еще причину именной такой, а не иной связи причин и следствий, не сомневаться в том, что «все сущее надлежащим образом устраивает благой правитель, и все в мире совершается в соответствии с установленным порядком». (20, с.263-264 ).

Много воды утекло с тех пор, и накопленная мудрость мира — философия уже нашла некоторые ответы на поставленные вопросы. Не одну причину и следствие, по-всему, нашли и конкретные социальные науки. Поэтому можно попытаться с позиции Философии «от имени и по поручению ее» ответить на то, что сегодня нашему разумению уже подлежит.

Как представляется, Боэций затронул проблему, главную для любого общества, желающего стабильности и процветания. А именно — проблему его самовоспроизводства в широком смысле этого слова, и в разумных пределах и нормах. А это есть ничто иное, как стержень проблемы социализации. Вот почему фокус рассмотрения вопросов в дальнейшем специально задается нами как социализационный.

Попытаемся в этой связи проблематизировать ситуацию в России с опорой на так называемую буржуазную социологию, поскольку все меньше представителей философско-социальных наук говорят, что у нас общество иное, отличное от капиталистического. Не будем спорить здесь ни с кем персонально, а попытаемся понять для себя некоторые исторические и социальные реалии нашего дня. Поскольку по поводу перспектив пока нет ясности, то постараемся что-то прояснить, опираясь на доступный нам инструментарий социальных наук современного Запада, используемый при анализе проблем социализации.

что

Известно, что для того, чтобы понять, чем в сущности является тот или иной объект, — в нашем случае это социализация, — надо иметь его зрелую, развитую форму. В науке это всегда проблема. Ранее господствовавший формационный подход к познанию общества сразу же позволял ответить на вопрос об исторических типах чего угодно — в каждой формации свой тип. Самый развитый — естественно, в самой последней, т.е. в нашей. Это по данной логике. Но так ли это? С этим надо разобраться специально.

Учитывая крах советской модели социализации и продолжение функционирования (а возможно, и развития) буржуазной модели, мы имеем уникальную возможность проследить, с одной стороны, длительную эволюцию социализации одного типа в рамках одной формации и одновременно становление и гибель иной, конкурирующей модели социализаторской деятельности в якобы новой — по отношению к капитализму — формации. Чтобы не делать поспешных выводов, а попытаться найти общие и всеобщие характеристики социализации, необходимо внимательнее присмотреться к этим двум историческим феноменам.

Прежде, чем определить тип социализации, надо осмыслить, какую стадию в развитии всемирно-цивилизационнного процесса мы переживаем, охарактеризовать ее. Достаточно общая и неопределенная его характеристика как переходного периода постепенно исчезает из привычно-научного лексикона. Потому что в общем-то ясно, что мы уже куда-то перешли, и как ни странно, но что-то почему-то само собой как-то стабилизировалось.

Пока что нам представляется, что мы перешли к такому состоянию общества, которое в свое время Э. Дюркгейм охарактеризовал понятием «аномия». Важно, что Дюркгейм не предполагал в нем буржуазного или социалистического содержания в чистом виде, а лишь констатировал факт, что аномия (в интересующем нас аспекте) отражает такое состояние общества, в котором у индивидов превалирует негативное отношение к нормам и моральным ценностям той социальной системы, в которой они действуют и живут. (149, с.22-23 )

Нет надобности приводить серию фактов из сегодняшней жизни, демонстрирующих отношение населения нашей страны к своим собственным или общественным проблемам. Можно только, далее раскрывая содержание понятия и состояния аномии, указать на то, что в это время у людей отсутствуют четкие осмысленные эталоны и образцы социально одобряемого поведения. Соответственно, идет широкий процесс люмпенизации, и для отдельных индивидов лучшим выходом из такой ситуации представляется самоубийство. С этим утверждением тоже красноречиво совпадает наша статистика.

Ну и последнее для нашего этапа и, наверное, самое главное — это огромный разрыв между целями (если они у нас сейчас есть, то это — обогащайтесь!!) и санкционированными средствами их достижения. Это приводит большинство соискателей «легкого капитала» к неладам с существующим законом, а отсюда — и тот рост криминализации, о котором трубят средства массовой информации.

Но что крайне важно в характеристике Дюркгеймом данного состояния, так это то, что аномия неизбежно подготавливает определенные перемены в обществе, пусть нам и не известно, конкретно какие. Это означает, что придут иные времена, и нам все равно придется задуматься, а что дальше ? Но сначала все же надо осознать — и в возможно более полном объеме — наличное наше состояние аномии. Чем глубже мы проанализируем свое собственное состояние, тем, вероятно, эффективнее будут рецепты и принципы выхода нашего общества из подобной ситуации сейчас и далее.

не имеет

Дюркгейм стоял еще только в самом начале осмысления собственно социализации, но четко уловил ее место в обществе, поняв ее природу как средства воспроизведения обществом условий своего существования. А главное — связал ее с будущим, с молодежью. На то время связь эта еще воспринималась как поверхностная, отнюдь не очевидная, и мало кто связывал само существование общества с ответственностью за будущее, которое персонифицировала молодежь.

Но наука никогда не стоит на месте, и выяснение проблем социализации именно как способа воспроизводства интегрированного и кооперированного общества со временем заняло в истории немало места. Вот как этот процесс сегодня представляется в сжатом виде одному из столпов американской социальной науки, основателю структурно-функционального анализа в социологии Т.Парсонсу. Последуем, за Парсонсом по тем идеальным теоретическим кругам, которые надо выстроить обществу и каждому из его членов, чтобы в конце получить желаемый результат — социализацию (пока без каких бы то ни было детализаций).

Парсонс в данном случае как раз идет от человека, но это не меняет сути подхода к проблеме. » Институционализацию нормативной системы, — пишет он, — дополняет собой интернализация системы экспектаций в личности отдельного человека. Это предполагает, что общим результатом интеграции явится совокупность экспектаций, приносящая удовлетворение участвующим в ее реализации индивидам, что в каком-то смысле тождественно культурной легитимизации нормативной системы. Эта удовлетворяющая функция может быть подразделена в целях анализа на три компонента, соответствующих определенности, обобщенности и непротиворечивости нормативной структуры.» (3, с. 369-370 )

легитимизации существующей системы

Кстати, сам Парсонс в истории общества обнаружил только два типа легитимизации. Первая — и исторически, и по значимости — это религиозная, тут трудно поспорить. А вот вторая — по типу американской Конституции. (Смешно было бы, если бы «стопроцентный американец» предложил какую-то другую форму!).

Тут любопытен момент, который требует, конечно, особого исторического исследования.

В свое время деятели французского Просвещения отмечали: «Основные законы государства, взятые во всем их объеме, — это не только постановления, по которым вся нация определяет, какой должна быть форма правления и как наследуется корона; это еще и договоры между народом и теми, кому он передает верховную власть, каковые договоры устанавливают надлежащий способ правления и предписывают границы верховной власти.

Эти предписания называются основными законами потому, что они основа и фундамент, на которых строится здание государства, и их народы считают основой его силы и безопасности.» (55, с. 88)

Здание государства может быть крепким, — продолжает Парсонс, — только в том случае, если оно выстраивается одновременно сверху и снизу, и процесс этот всех удовлетворяет. Оставим пока в стороне вопрос о легимитизации и предоставим возможность своему Вергилию продолжить рассказ о кругах современной социологической мысли: «Первым из этих компонентов является интернализованная индивидом в роли целевая структура. В самом широком смысле это тот аспект интернализации, который психологически коренится в интернализации достиженческих мотивов, конкретизируемых в виде приемлемых для данного общества и данной совокупности ролей в этом обществе ориентиров, на которые эти мотивы направлены. Однако приверженность к определенным уровням и типам ролевого достижения должна подкрепляться мотивационной заинтересованностью в соответствующем напряжении исполнительских способностей, что, разумеется, оказывается возможным и приносит индивидам удовлетворение только в том случае, когда общество предоставляет им должную структуру благоприятных условий деятельности.» (3, с. 370).

Вот здесь мы и встаем на перепутье двух важнейших философских и социальных проблем: с одной стороны, — свободы, а с другой — легитимности. Кто же в конце концов легитимизирует нормативную систему? Ответ французских просветителей: «От природы никто не получал права повелевать другими людьми. Свобода — дар небес, и каждый индивид имеет право пользоваться ею, как только он начинает пользоваться разумом. Если природа и установила какую-то власть, то лишь родительскую, притом она имеет свои границы и в естественном состоянии прекращается, как только дети научаются руководить собой. Любая другая власть ведет свое происхождение не от природы. При внимательном изучении у нее всегда оказывается один из двух источников: либо насилие и жестокость того, кто ее себе присвоил, либо согласие тех, кто ей подчинился по заключенному или подразумевающемуся договору между ними и тем, кому они вручили власть».(55, с.89)

Как любопытно и тонко просветители ответили на два вопроса, при этом еще и затронув, а фактически даже поставив проблему социализации в той форме, в какой она была им доступна. Социализация начинается с ценностного уровня, и главное — с ответственности, а наверху — ценности порядка и безопасности, которые обеспечивает власть. Все логично и строго.

Парсонс иными словами (время-то иное!) продолжает в этом же духе: «Наконец, поскольку индивид должен действовать в системе коллективов, основным условием их солидарности — что в свою очередь представляется важнейшим аспектом интеграции социальной системы — является интернализация мотивации соблюдения надлежащих уровней лояльности по отношению к коллективным интересам и потребностям.» (3, с.370).

Просветители же настаивают, упреждая и одновременно предупреждая его и нас: » Власть, проистекающая из согласия народа, необходимо предполагает наличие таких условий, которые делают ее применение законным, полезным для общества, выгодным для государства и удерживают ее в определенных границах… Истинная и законная власть неизбежно имеет свои границы… Власть свою государь получает от своих же подданных, и она ограничена естественными и государственными законами. Естественные и государственные законы — это условия, на основании которых подданные подчиняются или считаются подчиненными государю. По одному из этих условий он не может своей властью уничтожить акт или договор, предоставляющий ему эту власть, ибо она дана ему по их выбору и с их согласия. Он поступил бы тогда во вред себе, поскольку его власть только и может существовать на основании учредившего ее договора. Кто отменяет одно, разрушает и другое.

подобно несовершеннолетнему: не понимающему своих действий

Опять чем хороши первичные представления исследователей определенных проблем, так это особым ассоциативным рядом и рядом оригинальных аналогий. В данном случае несоциализованность власти (государя) сравнивается с малолетством. Шалости малолетних бывают весьма и весьма разного плана, в том числе и такими, которые общество и народы никак принять не могут. Но главное, что хочется подчеркнуть: здесь нет привязанности социализованного взрослого государя к определенному физиологическому или биологическому возрасту.

На начальном этапе осмысления проблемы очень важно не подменить контекст или рамку обсуждения проблемы. Когда мы говорим о социализации вслед за просветителями, то имеем в виду именно социальную зрелость субъекта деятельности, а не его физический возраст. И, видимо, только качественная определенность социализованнного индивида, или наличие у него определенных сформировавшихся качеств, и позволяет найти ответ на вопрос, что же все-таки такое социализация и какого человека можно считать социализованным, а какого нет.

социализацией.

Добавление Парсонса, с учетом современных реалий социализационной деятельности, сводится к тому же, о чем говорили просветители: социализация продолжается за пределами семьи и в различных структурах образовательного типа. Хотя это и не совсем точно, но Парсонс как современный человек считает уже невозможным объявить социализовавшимся человека, еще продолжающего образование, пусть тот и пришел на первый курс даже высшего учебного заведения. То есть, как уже упоминалось в 1 главе, вопрос о нижней границе состоявшейся социализации для всех участников дискуссии как бы уже ясен, а вот вопрос о верхней границе остается пока открытым. Но продолжим далее.

Просветители — народ последовательный и содержательный. Они не знали еще структурно-функционального анализа, а потому бескомпромиссно перечисляют те ценности и экспектакции, которые, на их взгляд, составляют благо для народа и государства. Конечно, если они обнаруживаются у государя и каждого члена общества. Давно написано, а звучит ой как актуально: «Соблюдение законов, охрана свободы и любовь к родине — вот плодотворные источники великих деяний и всех прекрасных поступков. В этом залог счастья народов и истинная слава управляющих ими государей. Тогда покорность похвальна, а господство величественно. Напротив, угодничество, корыстолюбие и рабский дух порождает все беды, отягощающие государство, и все бесчестящие его подлости». (55, с. 91)

Вот ценностная пирамида, завещанная просветителями, которую надо не просто осмыслить, а сделать осмысливаемой каждым членом общества, желающим быть гражданином своей страны. Не боясь повториться, скажем: соблюдение законов, охрана свободы, любовь к Родине. Может, в наше время иерархия или последовательность этих ценностей и иная, но это можно и должно выяснить в конкретных исследованиях. Хотя на поверхности любовь к Родине, на наш взгляд, представляется сегодня первичной, базисной точкой отсчета гражданственности, а следовательно, и человечности, по крайней мере в России сегодняшней. Парсонс же в этой связи повторяет любимое американское изречение : «Права она или нет, но это моя страна». Здесь научность Парсонса далеко за спиной его патриотизма. Но видимо, иногда так и должно быть, иначе суть, экзистенциальность ситуации и выбора не прочувствовать и не понять. Нам бы изречь нечто подобное, а главное, чтобы это было не просто у всех на устах, а в сердце и в голове, и в душе каждого россиянина.

Но далее Парсонс нам уже не проводник. Ибо достаточно встать на апологетическую, по сути, позицию по отношению к существующей реальности, как из-под пера ученого социолога (добавим, к тому же и не философа. А социолог, по необходимости занимающийся только функционированием систем, даже вопреки личному желанию объективно становится апологетом) выходят следующие дополнения к проблеме социализации. Иногда «люди оказываются мотивированными, — пишет он, — на неконформное, отклоняющееся поведение, а с другой стороны — они сплошь и рядом при всем своем желании просто не способны полностью отвечать социетальным экспектациям». (3, с.372)

Процесс, посредством которого устраняются подобные расхождения, называется социальным контролем. По поводу которого тот же Парсонс, в частности, замечает: » Первая линия социального контроля — это, конечно, воздействие обычных санкций процесса социального взаимодействия. Общественно одобряемые достижения поощряются с помощью перспективы различного рода вознаграждений, а неодобряемое поведение предотвращается с помощью перспективы наказаний или лишения вознаграждения. Однако важность интернализации социетальных норм и ценностей в личностных системах означает, что полагаться только на более рациональные эгоистические интересы недостаточно, потому что интернализованные амбивалентности, конфликты и т.п. могут во многих случаях лишить возможности поступать рационально. Поэтому сложные общества обычно вырабатывают специализированные механизмы социального контроля, которые в определенных отношениях дополняют собой упомянутые выше механизмы социализации». (3, с. 372 ) Как говорится: умри — лучше не скажешь! Дальше можно не продолжать описание иных линий контроля над человеком и обществом в реальности.

Суть данной ситуации прекрасно схвачена и охарактеризована другими исследователями процесса современной социализации — П.Бергером и Т.Лукманом (12), а также Г.Маркузе (89).

В своих окончательных выводах по поводу отношений социализации индивида и общества первые два исследователя отмечают следующее: » Определения реальности могут усиливаться с помощью полиции. Это, кстати, совсем не означает, что такие определения будут менее убедительными, чем те, что были приняты «добровольно», — власть в обществе включает власть над определением того, как будут организованы основные процессы социализации, а тем самым и власть над производством реальности.» (12, с. 195)

Еще более жестко и определенно о современной ситуации говорит Г.Маркузе: «Очевидно, что современное общество обладает способностью сдерживать качественные социальные перемены, вследствие которых могли бы утвердиться существенно новые институты, новое направление продуктивного процесса и новые формы человеческого существования. В этой способности, вероятно, в наибольшей степени заключается исключительное достижение развитого индустриального общества; общее одобрение Национальной цели, двухпартийная политика, упадок плюрализма, сговор между Бизнесом и Трудом в рамках крепкого Государства свидетельствуют о слиянии противоположностей, что является как результатом, так и предпосылкой этого достижения.» (89, с.XIY-XU)

Теперь надо еще более утончить свой исследовательский инструментарий, чтобы пристальнее рассмотреть социализацию, уже в социально-психологическом плане. И выбрать себе гида, которому можно безусловно доверять, исходя из тех же самых максим экзистенциализма. Проще говоря — а сам ты кто? Побывал ты там? Имеешь право судить об этом? Думается, что всем этим критериям как никто другой соответствует В.Франкл. Не воспроизводя в очередной раз вехи его биографии, попытаемся осмыслить его опыт и рефлексии по поводу социализованности человека и бытия социализации.

Хотя все-таки некоторые факты его биографии придется затронуть, иначе дальнейшее будет восприниматься как некий философский изыск. Вот одно из его наблюдений в концлагере: «Бессрочность существования в концлагере приводит к переживанию утраты будущего. Один из заключенных, маршировавших в составе длинной колонны к своему будущему лагерю, рассказал однажды, что у него в тот момент было чувство, как будто он идет за своим собственным гробом…

потеря уклада всего существования

Но Франкл хоть и тонкий аналитик и наблюдатель, но не философ. Он лишь подводит к точке, к границе, за которой начинается сфера философии, в данном случае определенной философии — экзистенциализма. Именно там мы находим ответы на вопросы того бытия, которое мы хотим описать как онтологию современного социализационного процесса. Психолог Франкл уловил то общее в структуре бытия, что необходимо для того, чтобы социализованный человек оставался человеком даже в самых трудных ситуациях. А философ М.Хайдеггер, отыскивая онтологические основания аутентичности «Я», находит его в переживании этим «Я» открывшейся ему свободы, в том, что именно «Я» является ее носителем. Но это обладание свободой входит в «Я» одновременно с актом самосознания, что по сути означает возникновение в «Я» времени, точнее временности. И — что для нас очень важно — временность неразрывно связана с будущим. «Изначальная и подлинная временность вызревает из будущего, — утверждает Хайдеггер, — притом так, что она, установленная прежде всего из будущего, пробуждает настоящее. Первичное явление изначальной и подлинной временности есть будущее». (57, с. 32)

Не станем утверждать, что В.Франклу, написавшему несколько позже свои записки, были известны эти поиски природы времени и временности у Хайдеггера. Но даже если и были известны, то это отнюдь не умаляет, а наоборот, подчеркивает объективность того феномена, который мы исследуем, — социализации человека.

«Латинское слово » finis», — пишет В.Франкл, — означает одновременно «конец» и «цель». В тот момент, когда человек не в состоянии предвидеть конец временного состояния в его жизни, он не в состоянии и ставить перед собой какие-либо цели, задачи. Жизнь неизбежно теряет в его глазах всякое содержание и смысл. Напротив, видение «конца» и нацеленность на какой-то момент в будущем образуют ту духовную опору, которая так нужна заключенным, поскольку только эта духовная опора в состоянии защитить человека от разрушительного действия сил социального окружения, изменяющих характер, удержать его от падения…»(163, с. 141-142)

Здесь даже трудно решить, кому предоставить слово для окончательного вердикта по проблеме. Но, пожалуй, в данном случае вполне можно обратиться к принципу Бора — дополнительности истины, и пусть психолога дополнит философ. А еще лучше, пусть каждый из них высветит свой ракурс проблемы и укажет истинность или неистинность положения вещей в своем фокусе ее освещения.

В этом смысле логичнее сначала выслушать В.Франкла, чтобы закончить с психологией, и затем через М.Хайдеггера последовательно перейти к интересующему нас ракурсу рассмотрения проблемы. «Жизнь человека,- подытоживает Франкл, — полна смысла до самого конца — до самого его последнего вздоха. И пока сознание не покинуло человека, он постоянно обязан реализовывать ценности и нести ответственность. Он в ответе за реализацию ценностей до последнего момента своего существования. И пусть возможностей для этого у него немного — ценности отношения остаются всегда доступными для него.

быть человеком — это значит быть сознательным и ответственным

социализованным

С помощью М. Хайдеггера, однако, можно будет и поставить точку в этом западно-европейском экскурсе по поводу поисков сущности и смысла процесса социализации, а заодно перебросить мостик к нашим последующим проблемам. «Лишь поскольку — и насколько — человек вообще и сущностно стал субъектом, — пишет Хайдеггер, — перед ним как следствие неизбежно встает настоятельный вопрос, хочет ли и должен ли человек быть субъектом, — каковым в качестве новоевропейского существа он уже является, — как ограниченное своей прихотью и отпущенное на собственный произвол Я или как общественное Мы, как индивид или как общность, как лицо в обществе или как рядовой член в организации, как государство и нация и как народ или как общечеловеческий тип новоевропейского человека. Тогда когда человек уже есть по своей сущности субъект, возникает возможность скатиться к уродству субъективизма в смысле индивидуализма. Но и опять же только там, где человек остается субъектом, имеет смысл жестокая борьба против индивидуализма и за общество как желанный предел всех усилий и всяческой полезности» (116, с. 104-105) .

Г.Маркузе тоже, подобно М.Хайдеггеру, ставит проблему, хотя и иными словами, мимо которой мы пройти сегодня не можем: «Способ, которым общество организует жизнь своих членов, предполагает начальный выбор между историческими альтернативами, определяемыми унаследованным уровнем материальной и интеллектуальной культуры. Сам же выбор является результатом игры господствующих интересов. Он предвосхищает одни специфические способы изменения и использования человека и природы, отвергая другие такие способы. Таким образом, это одни из возможных «проектов» реализации. Но как только проект воплощается в основных институтах и отношениях, он стремится стать исключительным и определять развитие общества в целом. Как технологический универсум развитое индустриальное общество является прежде всего политическим универсумом, последней стадией реализации специфического проекта — а именно, переживания, преобразования и организации природы как материала для господства. » (89, с. ХХ)

человека.

3. Формы социализации

Методологический хор исследователей, более или менее приближающийся сейчас пусть еще к не совсем стройному, но почти унисону по поводу того, что есть такое социализация, сменяется на полное разноголосие по поводу того, как она осуществляется, каковы ее типы, формы, виды, уровни и т.п. Сразу стоит отметить множественность оснований и связанных с ними форм социализации, а при таком многообразии знание о ней теряет свою функциональность, его надо упорядочивать. Классификацию форм социализации ныне уже можно проводить по многим основаниям, поэтому охватить все заведомо не удастся. Но постараемся охарактеризовать хотя бы основные, имеющие значение, а остальные, особенно уже хорошо изученные и описанные, лишь обозначить пунктирно.

Во-первых, весьма плодотворной представляется позиция, где социализация рассматривается как социальное конструирование реальности. При этом биография индивида представляется как последовательная смена жизненных фаз, каждая из которых имеет разное значение в процессе социализации.

первичную и

разделением труда

Иными словами, в процессе первичной социализации человек приобретает некий «базисный мир», и все последующие шаги образовательной или социализационной деятельности так или иначе должны согласовываться с конструктами этого мира. Различия между первичной и вторичной социализацией обусловливают различие в характеристиках формируемого ими результата. Основное среди них — это то, что «первичная социализация не может происходить без эмоционально заряженной идентификации ребенка с его значимыми другими, вторичная социализация по большей части может обойтись без таковой и эффективно протекать лишь на фоне взаимной идентификации, которая является составной частью любой коммуникации между людьми. Грубо говоря, необходимо любить свою мать, но не учителя. Социализация в более взрослой жизни обычно начинается для того, чтобы справиться с эмоциональными воспоминаниями детства, с целью радикальной трансформации субъективной реальности индивида. » (12, с.230).

Определенные подтверждения этих положений получены нами и как эмпирический замер, состоявшийся в процессе собственных социологических исследований. Там, начав свои выводы с констатации индивидуалистической установки на мир в качестве наиболее распространенной, со все возрастающей популярностью, позиции молодежи, мы отметили, что в плане взаимосвязи двух форм социализации — первичной и вторичной, картина наглядно продемонстрировала, что, во-первых, семья остается сегодня основным институтом первичной социализации. Хотя при этом она испытывает мощную конкуренцию со стороны средств массовой информации как института вторичной социализации (сумма первого института в 1992г. — 24,4%, второго — 25,1%, и соответственно в 1997 — 18,6% и 9,5%. При этом наши данные оказались соотносимыми с данными, полученными Красноярскими социологами в 1995 году: первый институт — 20,0%, второй — 35,0%) (50, с.61).

Третий же фактор, традиционно упоминаемый в джентльменском наборе институтов вторичной социализации, — школа (учитель) — оказался далеко на последнем месте, практически не значимым (в субъективном плане) фактором. Конечно, школа дает знания (это признают 39,4%), но меньше всего она является местом, где молодой человек может проявить свои способности (5,8%) и где ему интересно (9,2%).

(29, с. 22-24) Этот эмпирический результат, во-вторых, демонстрирует и современную проблему школы — эмоциональной отчужденности молодежи от этого института социализации — в квадрате.

Т.Бергер и П.Лукман указывают, что на определенном этапе исторического развития первичная социализация была простым воспроизводством общества (и это можно отождествить с марксовым простым воспроизводством).

То есть, все производимое в первом секторе, потреблялось вторым и обеспечивало его функционирование.

Но в процессе общественного воспроизводства развивалась вещная среда, которая резко начала изменяться, начиная с индустриальной эпохи. И эта эпоха уже потребовала создания специализированных институций внесемейной, или вторичной, социализации: дошкольного образования, т.е. попросту детских садов, куда можно было отдавать массово детей, чтобы высвободить для производства рабочую силу; профессионального образования, чтобы эту рабочую силу обучать, и т.п.

Эти институции возникали, во-первых, частью заменяя институт первичной социализации, а частью восполняя то, что семья уже в принципе дать не могла. Ведь если у человека родители учителя, а он идет работать токарем, научить его этому родители не в состоянии. Появляется целая сфера деятельности, связанная с разделением труда и необходимостью освоения различных специализированных функций — профессиональное образование, которой стало нужно специально заниматься. И там надо не только обучать, но и социализовать. Поэтому можно сказать, что на этапе перехода к зрелому индустриальному обществу возникает и зрелая форма вторичной социализации.

Однако первичная при этом не исчезает. Более того. Если посмотреть на нее исторически, то роль семьи и ближайшего родственного окружения постоянно меняется — в разных странах, в разных ситуациях этих стран и т.п. Это касается не только первичной социализации, эволюционирует роль и вторичной социализации. Например, главнейший институт вторичной социализации — образование, тоже в наше время начинает терять свои позиции и влияние в определенных аспектах. Почему? Это связано с НТР, с возникновением и установлением новых форм обмена информацией и массовой коммуникации — СМИ, телевидение, видео и т.п. Их еще по привычке относят к средствам вторичной социализации, но на самом деле это не совсем так. Потому что у них есть то, чем раньше была наделена семья, но обделены формы вторичной социализации, — возможность эмоционального воздействия, а также сегодня еще и близость, доступность, обыденность. Плюс опора (хотя нередко подтасованная и иллюзорная) на объективные знания специалистов, широта и массовость распространения, которые гарантируют авторитет у социализуемой аудитории.

семьи как экономической ячейки

То есть, сегодня мир, чтобы эффективно социализоваться, пока еще должен уподобиться семье. Но только никто не знает наверняка, с позиции социализации, как выстраивается хорошая семья и какая семья является хорошей. То есть, какие ценности и нормы надо привить семье как институту первичной социализации, чтобы она воспроизводила человечность. Будет ли это, к примеру, экологическое отношение к природе как ценность, или может, глобальная и тотальная безопасность жизнедеятельности, никто не может сказать доподлинно.

По прежним теоретическим прогнозам семья, препятствующая слиянию индивидов в большие общности, как того требовала глобализация исторического развития человечества, в эпоху индустриального общества должна была отмереть. Однако еще ничего подобного не произошло, во всяком случае пока. И даже тенденция такая не замечена, несмотря на растущую статистику разводов, неполных семей и брошенных детей. Сейчас и в России (хотя возможно, что это влияние кризисного времени), и в традиционных обществах юго-восточной Азии, Латинской Америки, и даже в развитых странах Запада, семья и работа по-прежнему занимают ведущие позиции на шкале одобряемых ценностей и типов жизнедеятельности. В числе прочих объяснений этого феномена, можно допустить и предположение, что за этим стоит эмпирическая ненайденность и неапробированность других форм организации жизни. Человечество сейчас просто ничего не может предложить иного, нет другого способа организации жизненного пространства индивида, начиная с быта и кончая его всечеловеческим опытом.

субъекту социализации

сохранения социума

В условиях современной НТР, с учетом глобализации человеческой деятельности и мировых коммуникаций, по логике вещей субъектом деятельности становится все человечество, социализовывать тоже должно все человечество и делать это должно по-новому, сквозь призму общечеловеческих интересов и ценностей. Это даже получило отражение в лозунгах дня. Но сегодня в мировом масштабе мы встречаемся с национально-государственными, регионально-геополитическими и прочими уровнями частичного и частного интереса, не говоря уже про множество индивидуальных интересов. Ведь социализуя отдельного индивида через институты социализации, через семью и школу, мы формируем его державную, национально-этническую или другую принадлежность, без этого нет культуры, нет образования, ибо до уровня космополитической социализации современный мир еще деятельностно не дорос.

Кроме того, во многих сообществах, странах и нациях сохраняется традиционно-корневая система социализации — религия, отношение к высшим традиционным ценностям, к божественному. При этом там не отказываются ни от национальной, ни от религиозной (более того — конкретно-конфессиональной) принадлежности. Здесь, соответственно, лежат три пласта противоречий, как их увязать? Перестроить все системы образования, сделав их не национально-ориентированными, а интернациональными? Думается, это вряд ли произойдет в близком будущем. Потому что национальный интерес будет сохраняться до тех пор, пока не будет преодолена рамка частного интереса.

Причем нельзя не заметить, что в истории именно частный интерес нередко давал прецеденты наиболее состоятельных способов социализации. Возьмем Древний Египет или Древнюю Грецию (159, с.73-89.) — там сплачивали и воспитывали общество на образе внешнего военного врага. Потом появляется христианство, ему противостоит новый образец врага — иноверец, басурманин. И под эту норму социализуется общество. Потом появляются нации, возникает национализм и патриотизм как норма социализации, и под них выстраивается образование и воспитание. Возникает вопрос, кто и на каком этапе сможет отказаться от национализма как нормы в системе национального воспитания и перейти к интернационализму, чтобы выйти на проект всечеловеческой цивилизации, соответственно, с новой социализационной нормой? Кто и когда это сделает осознанно и осмысленно (неосмысленно и неосознанно делают многие, но неосмысленная деятельность не представляет для нас интереса), если никто из реально действующих сегодня субъектов социализации не хочет отказываться от своего частного, нередко даже корыстного, интереса ?

Но тогда где тот объективный естественно-исторический процесс, который должен показать неизбежность единого поля социализации для всего человечества? Сейчас весь мир ездит на одинаковых американских или германских автомобилях, японцы изобрели видео, которое смотрит весь мир, однако, ни американцы, ни немцы, ни японцы по-прежнему не перестали быть американцами, немцами и японцами. И если даже сейчас все, до последнего аборигена Тасмании, научатся пользоваться компьютерами, все равно космополитами не станут.

индивидуальную и тотальную

Каждого индивида, личностно самоопределившегося, строят в общий ряд, как в Южной Корее, где в начале года на нацию спускается единый план, исходя из которого каждый гражданин планирует свою жизнедеятельность на этот год. Задана цель, и под нее все выстраивают свои проекты и планы. Это и есть тотальная социализация. Но в Корее это возможно в силу наличия многих специфических предпосылок, что дано далеко не каждому сообществу. Возможно, например, что немаловажную роль в реализации такой тотальной социализации сыграл факт, что там огромное количество университетов и лиц с высшим образованием, способных к абстрактному мышлению.

Тогда по отношению к России мы получим обратную формулу. Чем меньше у нас лиц с высшим образованием и способностью к абстрактному мышлению, тем меньше у нас возможность реализовать такую модель тотальной социализации, именно как сознательную модель. В этом случае нам остаются другие модели, например, модель мобилизационной социализации ( о которой см. ниже).

Мобилизационная ситуация чаще всего вынуждает к такой социализации, которая направлена на подведение всего населения к «единому знаменателю», к единству действий, мыслей, целей, ценностей и т.п. Как только уходит мобилизационная ситуация, появляется множество возможностей для построения различных норм социализации. И нередко сказать, что у данного общества, особенно на Востоке, есть какая-то единая норма социализации, не удается. Нет там одного Я, а есть несколько кругов и множество ролей, а потому социализация там получается гибкой. При этом отметим, что так складывается у японцев, которые опять-таки, как упомянутые выше корейцы, обладают развитым мышлением. Япония вообще хорошо демонстрируется как модель успешной социализации, что, возможно, не в последнюю очередь обусловлено локальностью их пространственно-временных границ и коммуникаций.

Подобно тому, как в физике исторически происходил переход познания от вещества к полю и к энергии, так и в познании социализации сначала возникало представление о ней как о вещно-телесном отношении, потом как об институциализированно-социальном, а затем — как о ролево-функционально-информационном. И если брать сегодняшний ее этап, то теперь это такая глобальная деятельность, которая охватила реально физически уже все человечество. Охватила потому, что все совокупное человечество сейчас превратилось в совокупного субъекта человеческого действия, хотя бы по отношению к природе.

На современной экологии круг замкнулся. Оказывается, и старика уже надо социализовать. Его в детстве научили бесконечно рыбу глушить и ловить, он на этом до 60 лет дожил и ничего больше делать не умеет. А теперь, когда ему уже 65, рыба-то кончилась, оказывается, ее уже не глушить, ее выращивать надо. Но как ему это объяснить и научить, его же за парту уже не посадишь? И чтобы привить таким, как он, современный взгляд на необходимость сохранения природы, надо создавать клубы любителей природы, пропагандировать киноохоту взамен просто охоты и т.д. Это надо делать, и это уже делается. А тем самым констатируется, что впервые в истории реально появился субъект глобальной социализации, который одновременно есть и субъект ее, и объект, — это человечество.

Вот тогда снимается такая — фактически биологическая — предпосылка, что мы не можем не истреблять природу, поскольку вынуждены удовлетворять свои животные потребности. Конечно, при этом сохраняются малые народы, которые живут еще и на этом уровне. Они традициями вписаны в свой малый жизненный ареал, им ресурсов хватает, но другого они больше и не знают. Однако, даже не ведая о том, они уже включены в совершенно другим образом устроенные общности, региональные, глобальные. Так, если раньше случалась засуха, то в округе 200 км за одно лето вымирали от голода все. А сегодня не вымирают, потому что даже в самых отдаленных и укромных уголках Земли оказывается какой-нибудь корреспондент CNN, который непременно сообщит в мир про эту страшную засуху и угрозу жизни людей. И мировое сообщество отреагирует. Прилетят вертолеты с красными крестами откуда-нибудь из Швейцарии и начнут спасать и людей, и слонов, и все, что представляет ценность. При этом продемонстрировав в собственном поведении, может быть, совершенно не имея на то осознанного намерения, результат современной социализационной деятельности, в которой были, очевидно, положены определенные ценности, разные — общечеловеческие, христианские и т.п.

Из такого понимания уже очень четко выстраивается, какие философские рефлексии по поводу человечества в целом дают понимание сегодняшней исходной целостности человека и понимание, что сегодня социализаторская деятельность должна совершаться именно определенным образом, в определенном порядке и определенными людьми. Но тогда, возможно, что какие-то даже возникшие естественно-исторически социализационные формы должны будут сознательно изменены или отменены. Скажем, когда-то появившаяся на втором этапе социализации школа с ее обучением знаниям, возможно, должна будет уйти, умереть, оставив новую модель, например, предоставив место образованию, способному создавать образы мира.

В этих условиях все индивидуалистические философии однозначно уже не проходят. Экзистенциалистские, неофрейдистские концепции позволяют увидеть ограниченность индивидуального бытия и право индивида на жизнь. Но они не признают права на жизнь такого субъекта, как все человечество, поскольку признают и поощряют социальный каннибализм — сильнейший пожирает слабейшего. » Опасность экзистенциализма, — отмечает Э.Эриксон — который по-прежнему адресуется молодым, в том, что он уклоняется от ответственности за процесс смены поколений и, таким образом, защищает бесплодную идентичность. Изучение биографий разных людей показало, что за пределами детства, закладывающего этические основы нашей идентичности, и идеологии юности только этика зрелого возраста может гарантировать следующему поколению возможность пройти полный цикл человеческой жизни. А только это позволяет индивиду преодолеть границы своей идентичности — по-настоящему достичь действительной индивидуальности и одновременно шагнуть за ее пределы.»(184, с.51)

Тогда кто оказывается социализованным адекватно современности? Кто социализует все человечество? Здесь получается, что в большинстве своем современные страны и народы пока не преодолели этот барьер, разве что в отдельных фрагментах и частностях своего отношения к миру. Значит им (и нам в том числе) остается всячески пропагандировать ценности вторичной, или даже первичной, социализации. Что не является редкостью даже в самых развитых современных

Учитывая сказанное, можно утверждать, что факторы и компоненты процесса социализации ныне нельзя считать в принципе завершенными. Потому что в каждой новой фазе жизни субъекту социализации необходимо изменение установок и усвоение новых способностей для действия. А также потому, что само общество, в зависимости от собственных изменений, может резко менять социально принимаемые и одобряемые формы деятельности. В современных индустриально развитых обществах, где экономические, политические и другие элементы культуры подвержены быстрым изменениям, «угнаться за жизнью» пытаются с помощью образования.

целям и объектам освоения элементов культуры

Воспитание появилось, когда у общества появились задачи по воспроизводству и передаче норм коллективной жизнедеятельности, отношения индивида к соратникам по совместному труду и совместному проживанию, к быту и окружению. Трансляция в новые поколения социально-групповой ценностной ориентации, норм группового общежития и стало задачей воспитания.

А с переходом к межродовым и межплеменным отношениям появляется новый уровень социализации. Это — в современных терминах, уровень формирования гражданственности. Здесь ценностью и целью социализации становятся социально-этническое самоопределение, культурно-историческая принадлежность и патриотизм, т.е. факторы будущей ответственности индивида за выживание конкретного социального сообщества и конкурентоспособность его взаимодействий с другими сообществами. Аккумуляции и трансляции подлежат признаки и элементы культуры, по которым «своего» отличают от «чужого», т.е. обеспечивающие социо-культурную тождественность данного общества с собой (ныне это национально-этническое культурное своеобразие, культурная самобытность того или иного народа), а также конкретно-социальную идентичность индивида с определенной группой (национальный или этнический идентитет), в отличие от других.

Со временем динамично выстраиваемое образование становится важнейшим фактором, обеспечивающим успешную социализацию, понимаемую как процесс становления социальной сущности человека, включения его в систему общественных отношений в качестве субъекта общественной жизни. Действительное же усвоение индивидом социального опыта включает в свою структуру момент активного приспособления к окружающему миру не только в стенах школы, но в первую очередь за ее стенами, адаптацию как «автоматическое» воспитание определенных социальных навыков в связи с постоянным пребыванием индивида в определенной социальной среде со своими ценностями, нормами и образцами.

Таким образом, обратим здесь внимание на тот факт, что форма социализации исторически изменчива. И хотя человечество, однажды выработав ту или иную норму, далее включает ее в арсенал средств деятельности, наряду с другими, тем не менее, в различные исторические периоды все же можно выделить доминирующую для данного исторического момента жизни данного социума форму и норму социализации. Поэтому в процессе социогенеза и дальнейшего развития социализации сначала тотальной деятельностью было обучение навыкам (преимущественно трудовым), потом ее сменила тотальность воспитания, куда вошло и обучение, а потом перешли к образованию, включив в него обе предшествующие формы.

С известной долей приближения можно назвать образцом социализации эпохи, допустим, дофеодального общества научение; воспитание — образцом социализации эпохи Просвещения, образование (оговаривая, конечно, при необходимости, что в конкретном случае имеется в виду под образованием — профессионализация, гражданизация, иногда даже космополитизация) — образцом социализации ХХ века и эпохи НТР.

Можно далее поставить вопрос, а что становится образцом социализации постиндустриальной эпохи? При ответе на него возникает ясное понимание, что представления, будто общество всегда просто социализовало, неверны, потому что они слишком общи и абстрактны, а в деятельностном плане не операциональны, не функциональны и не конструктивны. Нет, оно не просто социализовало, оно обучало, воспитывало, адаптировало, профессионализировало и т.п. А как оказалось теперь, оно может также индивидуализировать, криминализировать, мифологизировать и даже более широко — социально дезадаптировать и ценностно дезориентировать. И все это многообразие форм и норм охватывается общим понятием — социализация.

В середине ХХ века появилось новое явление, по своему назначению идентичное возникновению в истории системы образования, — государственная молодежная политика. Это новый тип социальной деятельности, который взял на себя функции социализации с положительной социальной ориентацией, охватывающий все пространство социальной жизни молодежи за пределами института формального образования. Его появление — показатель новых общественно-исторических условий и ограниченности в них возможностей прежних социализационных институтов. Это как бы ответ на вопрос, ну, обучаем, воспитываем, а дальше-то что? Сегодня этого уже недостаточно в принципе, современная социализация требует новых подходов и форм. Эти проблемы мы специально обсудим дальше. А пока продолжим разговор о формах социализации в сфере образования.

три глобальные стратегии

С этих позиций обратим внимание на собственные российские цели и ценности, провозглашаемые и реализуемые до сегодняшнего дня в отечественном образовании. С одной стороны, у нас содержательно бытует установка на профессионализацию, проявляющаяся во всем — начиная с ответа на вопрос, кем ты будешь, когда вырастешь ( в ответе — всегда профессия: космонавт, врач, банкир), и заканчивая рассчетами потребности «народного хозяйства в кадрах определенной квалификации». По сей день от подобных рассчетов никак не может отказаться ни чиновник от правительства, ни чиновник от образования, фактически игнорируя уже многолетнее отсутствие самого «народного хозяйства». Но дело в том, что мы пока ни в делах, ни даже в помыслах не можем позволить себе «бескорыстный» интерес к чему бы то ни было, в том числе и к образованию. Это определяется социально-экономическими реалиями, и по этим показателям Россия остается пока во второй группе (среднеразвитых) стран.

Но заметим, что при этом в самой системе образования в качестве современной нормы и образца уже провозглашено непрерывное образование. Как всегда, «слышат звон, не зная, где он». Реально до такой роскоши российское образование еще дотянуться не может, поскольку его возможности более чем скромны. При этом наша почти наследственная бедность настолько сковывает наш ум, что не позволяет ему адекватно даже представить, что это такое. А потому своим «среднеразвитым» сознанием, настроенным лишь на прагматический интерес профессионализации кадров, наше образование по-своему интерпретирует эту непрерывность как постоянное профессиональное переобучение. В итоге получается «нудное пожизненное векование всех и вся за аудиторными столами, что представляет собой, конечно же, блеф, очередное дорогостоящее педагогическое прожектерство» (123, с.19).

Не стреляйте в пианиста: он играет, как умеет.

Это один из примеров работоспособности таких классификаций. Они позволяют как выбрать адекватную модель деятельности, так и квалифицировать ошибки.

степень

Социализация, оформленная в образование и другие институты, характерна уже для общества с развитой и оформленной социальностью. На основе общественного разделения и профессионализации труда, классовых, статусно-ролевых, политических и других признаков возникают различные институты с реализуемыми ими формами социализации (профессионально-производственной, религиозно-конфессиональной, партийно-политической социализацией и др.)

общее и

А высшее, профессиональное, образование реализует совершенно другую цель и форму социализации, не сводимую к конкретно-социальной адаптации. Его цель и форма — профессионализация, т.е. с одной стороны, адаптация на более высоком уровне к новой вещно-производственной и информационной среде, обращение с которой требует специальных знаний и навыков, приобретаемых в специальном образовании; а с другой стороны, это также развитие творческих способностей, подготовка к управленческой и инновационной деятельности в производственной и в социальной сфере. Эта форма социализации допускает моменты конкретно-социальной дезадаптации, поскольку допускает и даже предполагает расширение культурного горизонта ( в области знаний и культурно-деятельностных образцов ) за пределы наличного бытия конкретного социума. Как правило, в современных разработках по образованию это различие не отражено и не учитывается. А ведь оно показывает необходимость разных подходов и разных оценок к общему среднему и высшему профессиональному образованию, так как социальные цели и функции и, соответственно, общественные роль и значение у них различаются.

видам будущего

При этом следует отметить, что даже в революционные периоды развала общественных структур, когда при всем желании «вписывать» новое поколение бывает просто некуда, тем не менее, предпринимаются попытки так интерпретировать социализацию, чтобы не нарушить презумпцию эволюционности, непрерывности движения и качественной неизменности общества. Нередко само это основание либо вообще не обсуждается, либо объясняется консервативной природой социализации, особенно такой ее формы, как образование. И под это подбираются значимые факторы, выстраиваются концепции.

Потому что если только ввести парадигму развития, сразу придется с необходимостью допустить неизбежность диалектических противоречий, т.е. начинает работать классическая философия, Гегель. Но диалектика Гегеля врывается в жизнь «бряцанием боев», поэтому как концептуальная рамка, принятая к руководству действием, она не подходит тем социализаторам, которым не надо, чтобы общество сотрясали качественные изменения под названием «революция».

Соответственно, Гегель отбрасывается, а под понятие социализации подводят процесс, конечно, имеющий определенные ступени, но протекающий эволюционно. Если же реальность демонстрирует, что там в процессе социализации что-то возникает революционное, то это, конечно, получит свое объяснение в связи с биологическими и генетическими задатками. В лучшем случае оно выльется в конфликт поколений (возрастных групп, обусловленных биологией), который тоже снимается естественно-эволюционным путем — по мере взросления детей. Такова социализация в ее неоклассическом буржуазном прочтении.

Однако концепции, представляя собой форму организации объективного знания, не всегда позволяют с собой вольные манипуляции. Так, если сейчас к такому пониманию адаптационной социализации, действующей в эволюционирующем обществе, применить некоторые современные прогнозы будущего, образ которого создан путем экстраполяции сегодняшних процессов и тенденций в завтрашний день (например, известные прогнозы экономистов об исчерпанности природных ресурсов планеты, предстоящей стагнации мирового производства и т.д.), то есть, на основе образа простого будущего построить модель социализации, да еще адаптирующей, то исход один — футурошок. И этим также можно заведомо угробить своих детей.

Успокаивает лишь то, что они вряд ли будут жить в описанных условиях. Скорее всего, условия их жизни уже будут просчитаны и экологизированы, во всяком случае подвижки в этом отношении на уровне здравого смысла и доброй воли в мире уже имеются. Соответственно, есть надежда, что они будут жить в таком будущем, характеристики которого не являются простым продолжением тенденций сегодняшнего дня. Это сложное будущее, имеющее качественно иные свойства, отличные от сегодняшних. Но это также значит, что тогда и социализовать их мы изначально должны инновационно.

Таким образом, получается, что простое будущее порождает один определенный тип социализационной деятельности — адаптационный. А сложное будущее вынуждает строить другой тип — инновационный.

многовариантность культурно-исторических моделей

традиционную и модернизационную

На другом полюсе располагаются страны, которым присуща модернизационная социализация. Она характерна для стран, не имевших традиционного уклада (США) или переживших его слом и оставшихся без традиционных механизмов регуляции социальных процессов. Такие потери происходят в результате социальных революций и модернизаций, они свойственны также для тех стран, которые пребывают ныне в этом состоянии ( СССР, отчасти европейские страны).

переходную

мобилизационная

Понятно, что мобилизационная форма социализации характерна для обществ, переживающих экстремальные периоды развития, требующие концентрации социальных ресурсов на жизнеопределяющих для социума вопросах, для быстрого и эффективного разрешения наиболее важных и злободневных проблем. В ней есть элементы обезличивающей унификации и манипулятивности, но она активизируется в такое время, когда уже никого не интересует твое Я, твое самоопределение, твои права. Ближайший пример — это война. Там простота проекта — выжить — понятна человеку без всяких рефлексий. И он выстраивает свою деятельность и организацию так, чтобы выжить всем вместе. Эти ситуации Россия проходила не однажды. Развернутую характеристику мобилизационного общества можно найти в монографии А.Г.Фонотова (181 ).

Эта классификация не обязательно совпадает с формационным делением, но в развитии каждого общества есть наиболее типичные моменты, когда по схеме можно указать по преимуществу и присущую ему форму социализации. Например, если это трансформация или модернизация общества, революция, то наиболее часто и вероятно там будет реализована инновационная форма социализации, если война — то мобилизационная и т.д.

Можно указать и на типологию форм социализации в рамках формационного подхода. Известно, что по мере развития человеческой жизнедеятельности, мир усложняется. Это относится и к вещному миру, и к миру социальных отношений. Если формация становящаяся, молодая, связанная со становлением новых образцов деятельности и социального взаимодействия людей, то вместе с ней формируются и становятся все новые формы социализации людей в целом. Тогда все — и старые, и молодые — начинают производить новые образы деятельности и поведения. Пример — революции в Англии, Франции. Происходит прорыв вперед, выбрасывается множество новых образцов поведения и норм. Если потом происходит откат, контрреволюция, то общество возвращается к поколенческой структуре, старое начинает воспроизводится вновь.

Но выброшенные новые образцы начинают, тем не менее, консолидировать на единой основе какие-то действия, формы деятельности и их субъектов. Появляются люди, которые все же начинают следовать этим образцам. Здесь и оказывается, что в основном им следует демографическая молодежь, люди в молодом возрасте. Отсюда возникает довольно распространенная точка зрения, что молодежь от природы прогрессивна. Но это не всегда так, это определяют конкретные социальные условия данного общества.

Молодежь будет усваивать консервативные тенденции, если общество стагнирующее, или долго существует в стабильно функционирующем состоянии: новые образцы не появляются, новые ценности обществом специально не вырабатываются, и соответственно, социальная (т.е. существенная), а не демографическая характеристика молодежи не работает. Тогда в обществе возникает ситуация, которую в инновационно-социализаторской рамке можно квалифицировать как вообще отсутствие молодежи. Реализуется типичная традиционная социализация по адаптационному типу: есть процесс социализации, сведенный к адаптации, и есть задача полностью адаптировать всех людей к существующим традиционным и устоявшимся структурам.

Если же взять ситуацию становящегося общества, где возникает многообразие форм и образцов деятельности, норм, оценок и ценностей, которые борются между собой, перетягивают к себе часть молодых и взрослых, и т.д. В таком обществе развиваются разные формы социализации. Кто-то уходит в адаптацию, кто-то переходит рамку развития личности, а кто-то не социализуется вообще и выпадает в асоциальность.

национально-региональных моделей

— по

Первой мы коснулись выше, когда обсуждали факторы, способствовавшие появлению зрелых специфических форм вторичной социализации, связав эту эволюцию сначала с наступлением индустриальной эпохи, а затем века НТР. Раньше ребенок воспитывался тем, что его учили простые вещи. Сначала он учился держать ложку, есть из горшка кашу, надевать лапти, а потом — ходить за плугом. Позднее оказалось, что его уже надо учить читать, писать, считать, работать на станке. Сейчас — уже надо учить работать с информацией и ее источниками, с новой техникой совершенно иного уровня. А это значит, что социализация в этих разных исторических эпохах требуется разная, каждый раз уже на новом уровне.

К сожалению, этого сейчас не только практически не делается, но даже не предусмотрено в программах работы с молодежью. И если, например, с вещами первой необходимости или бытового назначения простейшего устройства и использования учит обращаться семья, грамоте учит школа, а кто будет учить обращаться с другими, более сложными вещами и объектами, без которых современную жизнь просто невозможно представить? Для этого нужна специализированная деятельность, но никто о ней не позаботился.

Так же обстоит дело с социальными институтами, освоение которых в деятельности составляет задачу социально-институциональной социализации. Раньше была семья и «улица», двор, группа, потом — школа, институт, партии, профсоюзы и т.п. Сегодня появляется вопрос в отношении современного молодого человека, нередко имеющего диплом, но не умеющего реализовать ни своих прав, ни обязанностей, не участвующего в политических и общественных партиях, движениях и акциях, не интересующегося не только искусством, не только жизнью страны или региона, но не подозревающего даже о существовании вокруг себя соседей. Можно ли подвести его под какие-то основания и критерии человека социализованного?

И последнее — умение обращаться с информационными потоками, СМИ и коммуникациями, формируемое содержательно в процессе информационной социализации. Является ли человек социализованным, включая компьютер или телевизор? С точки зрения социализации, здесь есть глубокая проблема. В школе, например, есть критерии (в том числе формальные, количественные и т.п.), как и за какое время надо с ребенком выучить буквы, научить его читать, считать, писать, какова должна быть скорость чтения в каком классе и т.п., под них отводят определенное время, разрабатываются соответствующие методики.

Но почему-то до сих пор никто не отмеряет и нигде это не проходит, что сегодня ребенка надо не только учить традиционным чтению, счету и письму, но и восприятию телевизионной информации, общению с компьютером, которые превращаются в социализующую среду. Ведь телевизор не запретишь и не отключишь, людей вокруг не перестреляешь, вещи из квартиры не вынесешь. Без специального обучения здесь возникает масса проблем, но эта задача нередко требует широких выходов в культуру и усложняет социализацию.

Кстати, и сама молодежная среда в этом отношении работает как катализатор или как тормоз для позитивных и негативных влияний. Например, умение обращаться в информационной среде становится фактором дифференциации в среде современной молодежи.

стихийную

Такая форма социализации, как образование, институционализировалась и превратилась в специализированную деятельность еще в античности, в ряде стран массовой школа в ХVП веке. В ХХ веке система образования превратилась в основной институт вторичной социализации, вступив в некоторых аспектах в конкуренцию с семьей. Но за несколько десятилетий быстрые и радикальные социальные изменения сильно трансформировали социализующее пространство, потребовав, с одной стороны, усложнения и интенсификации социализации, а с другой — усиления социализующего воздействия. Однако, эти же самые социальные изменения, наоборот, лишь ослабили прежние традиционные социализующие механизмы. Традиционное, естественное социализующее пространство опустело, его теперь требовалось воссоздавать или специально строить.

В 20-30-е годы появляется представление о социальной инженерии, которая мыслит общество не как стихийно развивающийся, а целенаправленно выстраиваемый процесс. Она учит заранее конструировать процессы, механизмы, закладывать это в институциональные структуры, чтобы они воспроизводились нормально. И с середины ХХ века формой разрешения противоречий молодежи и общества как двух сосуществующих социальных групп, а также формой социализации молодежи стал особый вид социального управления — молодежная политика. Ныне образование и молодежная политика в своем единстве как два социальных института являются диахронической и синхронической формой социализации как процесса включения нового поколения в общественную и жизнь и превращения будущего общества в настоящее.

сферам или формам деятельности

Но чтобы быть сознательным социализатором сегодня, надо хорошо знать все главные социализационные структуры, процессы, факторы. Между тем, например, образование — мощнейший сейчас институт социализации, а практически еще не изучен. Если к тому же принять, что это не только институт, но и персоны, — степень сложности изучения и управления возрастет в геометрической прогрессии. Взяв хотя бы тяжелые агрегированные структуры, такие, как армия, школа, улица, СМИ — это макроуровень — необходимо изучить и знать, как они в целом социализуют, надо разложить их изнутри и разобрать, что там может работать в плюс-действие и в минус, какой и почему в целом получается результат.

К примеру, специалисты считают, что если в свое время первичная социализация не состоялась, то какой бы хорошей ни была вторичная, то человек уже не будет полноценно социализован. Но кто это и как проверил качественно и количественно? Скажем сейчас, возможна гипотеза, что если бы современная семья как социализатор не состоялась, то в результате наше население было бы представлено одними уголовниками. Мы этого веса еще не знаем. В нашем исследовании 1992 года получилось, что вес различных социализационных факторов, или субъектов, — практически одинаков: семья (мать и отец), культурные инстанции, артист кино — все получили по 25% авторитета ( в 1997 году это отношение несколько изменилось в пользу семьи ).(См.50) По этим данным они получились как бы равновзвешенными (удельный вес авторитета СМИ мы специально не замеряли).

Но таких замеров для ясной и адекватной картины должно быть много, со все возрастающей детализацией. И это сегодня — проблема.

4. Методологические проблемы современной социализации

Сегодня, на первый взгляд, имеется достаточное количество литературы, в которой с разных позиций и в разных плоскостях рассматриваются проблемы молодежи, становления государственной молодежной политики. Поэтому шаг в сторону систематизации имеющихся источников (начиная с официальной статистики и заканчивая отдельными публикациями в периодической печати), а также приведения имеющихся в них сведений в более стройную форму представляется довольно простым.

Однако опыт обращения к теоретическому массиву показал, что при более детальном рассмотрении мировоззренческих и методологических оснований, имеющихся в опубликованных работах, оказывается, что вся «доперестроечная» литература вообще не может быть использована, даже в качестве основания для критики. Так как изменения носят принципиальный, мировоззренческий характер, а небольшое количество работ последних лет в лучшем случае констатирует хаос и разброд как в рядах самой молодежи, так и в позициях исследователей, занимающихся молодежной проблематикой.

В этих условиях, дабы избежать грубых ошибок мировоззренческого и методологического характера, необходимо заново, а фактически впервые, осознанно поставить кардинальные вопросы молодежного движения и проблему категориальных критериев фиксирования развития этих процессов. Как все это возможно в наших сегодняшних условиях всеобщего кризиса и пересмотра всех и всяких ценностей, идеалов, норм? Это возможно, если вспомнить, что в реальной истории всегда можно найти разного рода ситуации, аналогичные нашей, и хотя всякая аналогия не есть истинное знание, а скорее, только повод для дальнейших собственных изысканий, тем не менее, мы воспользуемся аналогией, с учетом всех вышеупомянутых ограничений по ее использованию.

Из недавнего нашего прошлого (СССР) в наследство нам остался дух соперничества как сверхдержавы с другой сверхдержавой — США, и потому в массовом сознании нашего населения (это видно из массы сравнений, которые используют как молодежь, так и люди старшего возраста) существует стереотип сравнения положения дел у нас (теперь Россия) и «там», т.е., как правило, США и другие развитые страны.

Возникает вопрос, из каких таких оснований происходит такое сравнение? Реальность положения дел в России сегодня такова, что нам было бы гораздо полезнее заглянуть, так сказать, на задворки развитого мира, посмотреть на страны, занимающие по уровню жизни места с 50 по 60, а может и ниже. А это значит, что в складывающейся геосоциальной стратификации человечества нам суждено пока (а возможно и многие десятилетия) занять место не в верхней

В разных вариациях осознание этого отката и попытки жить по имеющимся средствам худо-бедно начинают и у нас пробивать себе дорогу. Так, например, мы опустили уже официальную планку обязательного образования с 11 классов до 9. А это косвенным образом свидетельствует о том, что мы констатируем ситуацию избыточности образования. Действительно, существующему сейчас у нас уровню общественного производства с его уровнем механизации и автоматизации труда просто не нужны люди даже с полным средним образованием.

Социальный хаос снизил и масштабы охвата населения обязательным уровнем образования, пустив на самотек некогда жесткий контроль государства за обязательностью получения общего образования каждым гражданином страны. Но кто просчитал, к каким социальным последствиям уже в ближайшее время приведет реализация этого требования? Какие перспективы у общества, ориентирующего свое молодое поколение на такой уровень образования? Такова реальная ближайшая перспектива, а как долго она будет ближайшей — во многом зависит и от эффективности работы с молодежью. Насколько обществу удастся реализовать имеющийся наличный и потенциальный ресурс молодежи страны, прежде всего, интеллектуальный.

К сожалению, во всей специально выстраиваемой работе по социализации молодежи, присутствует абстрактно-ценностный и формальный подход, имеющий ныне чрезвычайно широкое распространение и превратившийся в основной барьер на пути к разрешению насущных проблем молодежи и общества. Это особенно явно проявляется сейчас в ряде факторов в сфере образования. В первую очередь, в расплывчатости и несоблюдении критериев и правил культуры, в том числе теоретического мышления; в педагогическом сепаратизме и «доморощенном» всезнайстве, в неумении правильно квалифицировать даже собственную профессиональную позицию и нежелании увидеть собственные объективные и субъективные ограничения деятельности. А также во многом другом.

Особо следует подчеркнуть такой недостаток общей позиции в образовании, которая определена превалированием в ней педагогической компоненты, как чрезмерная, заостренная, навязчивая позиция долженствования. «Человек должен, личность должна, общество должно» и т.п. Это долженствование приписывается, как правило, безо всякого обоснования его объективности. Не говоря уже о культуре критериев для фиксации того, есть это или нет, достаточно ли удовлетворителен его результат или нет. Нет речи и о поиске причин фактического отсутствия должного в конкретных результатах. Нет попыток программного проектирования деятельности по достижению этого должного. И так далее.

Человек (молодежь) сплошь и рядом должен, должен и должен. Руководствоваться принципом справедливости, быть субъектом истории, развивать свой творческий потенциал, реализовывать заложенные высокие возможности, отождествить себя с другими и жить их интересами, видеть в другом равного себе, заботиться о его благе и т.д. Образцов таких призывов, заклинаний и приговоров можно привести очень много. Однако если он все это должен, то почему он этого не делает? Когда это вина или беда одного человека, то можно говорить о несостоятельности его воспитания, а когда масштабы этой несостоятельности приобретают границы общественно-исторические, то можно говорить о несостоятельности воспитания в целом, как некоей социальной деятельности. Но далее этот вопрос обязательно будет переадресован к общественно-историческому субъекту этого воспитания: в чем причина этой несостоятельности и какова мера ответственности за нее.

Позиция голого долженствования широкими кругами расходится и в среде педагогов и воспитателей различных рангов и уровней. Но неподъемным грузом она падает на плечи тех, чья личная свобода не обрела еще достаточных формальных прав для открытого противостояния этому требованию должного. Это, в основном, молодежь, дети. В итоге не зафиксированное и не осмысленное в его причинно-следственных связях реальное несоответствие между должным и сущим, т.е. между утверждениями воспитателей и отсутствием должного в поведении и ценностях воспитуемых, приучает относиться к лозунгам как к реально существующему.

В конечном счете это способствует «проскальзыванию» мысли мимо уже давно назревшей проблемы. У нас настолько привыкли принимать должное за сущее, что чрезвычайно редко, практически никогда, не оглядываются назад, чтобы убедиться, что планы, расчеты и ожидания воплотились в реальный результат. И так же не дают себе труда продумать наперед и обеспечить себе гарантии получения требуемого результата.

Если бы те, кто навязывает социализуемому должное и строит определенные ожидания, умели задаваться вопросами и уяснять, хотя бы с очевидностью для себя, смысл должного как некоего объективно-неизбежного результата. Например, почему и зачем молодежь должна вести себя так, как нам хотелось бы, или разделять наши ценности и оценки? Зачем ей это, кому и почему это надо, при каких условиях это возможно, есть ли такие условия в наличии или как их можно создать? Пока эти схемы не будут развернуты, и не с точки зрения абстрактного гуманизма, а с позиции актуальных жизненных интересов тех, кого обязывают, призывы к ценностям и справедливости останутся не внушающей никакого доверия обязанностью тех, кому это оплачивается по должности.

Пустота абстрактно-ценностного, бездеятельного пространства современного теоретизирования требует заполнения орг-деятельностными системами и конструктами, выстраивания архитектоники внутреннего пространства деятельности. Это специальная работа, и есть разные взгляды на то, какими методами она может осуществляться. Так, необихевиоризм предлагает уравновесить эту пустоту действия другой крайностью. И механизмом формирования свободного человека там выступает система подкрепляющих стимулов для поощрения положительных поступков.

Это направление, справедливо подвергнутое критике за манипулятивность воспитания и формирование конформного индивида, тем не менее, фиксирует крайне важную мысль. Что социализующая деятельность должна быть операционализирована, развернута в осмысленные алгоритмы и оформлена в адекватные формы поведения. В том числе, как в необихевиоризме, и в методы научения, каковые при непредвзятом отношении есть не что иное, как подкрепление положительных и блокирование отрицательных намерений и действий. Безусловно, удержаться на грани и не уйти в утрированно-манипулятивный, натаскивающий, стиль воспитания — это проблема профессиональная, но, думается, у этой позиции больше шансов на объективный результат, чем у многих предлагаемых «высоких» педагогических технологий.

До сих пор среди практиков социализации нет понимания, что конкретный социум обеспечивает процесс социализации собственным ресурсом и обеспечивает этот рост своими возможностями. Человек сначала может лишь использовать их в своем развитии, и только потом, уже с этим багажом, вырастать дальше. Но весь этот путь, жизненное и социальное пространство надо организовать, структурировать, подобно лестнице, чтобы сделать возможным продвижение по этому пути. Особенно на начальных ступенях и этапах, когда собственные силы социализуемого малы.

А это делается с помощью туннельных ориентиров, каковыми выступают общечеловеческие нормы и ценности, одетые в нормы, ценности и институты конкретного социума. Главное преимущество последнего заключается в его наглядной и ощущаемой выстроенности, структурированности и организованности, приближенности к каждому человеку. Привычные нам семья, школа, вуз, предприятие или учреждение со своими связями, отношениями, нормами деятельности и оценки — чем больше таких специфически-общественных ориентиров и факторов, тем более определено, ярче и детализованнее обрисовано социальное пространство, тем структурированнее, характеристичнее, определеннее процесс социализации. Это облегчает его и повышает гарантии его результативности, особенно на нижних уровнях.

К сожалению, как мы упоминали раньше, наше общество утеряло в истории многие социальные характеристики своего специфического и индивидуально-неповторимого облика, от этого потерял и процесс социализации, он стал абстрактен. Социализующее пространство «опустело». У нас фактически разрушена самобытность и качественная определенность классов, сословий, пола, профессионализма, поколений, родственных связей, социального статуса, чрезвычайно выхолощено специфическое содержание семьи, национальности (народности, этноса), нации (государственности), истории и многого другого. В итоге при формировании социального облика человека ни один из процессов по созданию тех или иных характерных его черт не может быть доведен до конца, до качественной определенности — и в силу утери их явной наглядной качественной проявленности в жизни, и в силу недостатка времени на его формирование, ограниченности материального и орг-деятельностного ресурса.

создавать «пространство

Для начала можно вспомнить, что нас есть еще мужчины и женщины, дети и взрослые, старшие и младшие. Подумать, какие значимые различия могли бы не разъединить и противопоставить, а наоборот, создать позитивные опорные моменты, которыми можно воспользоваться в воспитании. Здесь главное не потеряться между высокомерным снобизмом отрицания (это всегда самая бедная по всем параметрам позиция) и наивной доверчивостью всеприятия (позиция самая затратная).

Позитивного в этом варианте много: и определенная традиция здесь сохранена, и очеловечивающие факторы (помощь, милосердие, забота о ближнем, душевная теплота и др.).

Хотя может, напротив, оказаться много отрицательного или формального. Например, когда ребенок в автобусе едва живой пробивается в давке, когда взрослые, игнорируя неравенство физических сил, ставят его в положение равного и заставляют бороться за выживание, он уже никогда не обретет способности уважать другого человека просто за то, что тот старше. Соответственно, требование уважать старших и попытка подать это как норму лишаются для него жизненного основания. И если этот фактор окажется неучтенным в воспитании, оно может лишиться доверия ребенка, воспитательная ситуация окажется разрушенной, само воспитание — неэффективным.

Абстрактность и формализм — это общеметодологический грех современной социализации во всех ее аспектах, и в познании, и в деятельности. О недостаточности ее концептуального фундамента было сказано выше. А это выливается в недееспособность института социализации, в неуправляемость молодежи, в непредсказуемость результатов социализации и последствий взаимодействий молодежи и общества. Это, наконец, не позволяет ответить на многие наболевшие вопросы, предвидеть многие нежелательные катаклизмы, принять необходимые меры.

В чем же состоит специфика нашей социальности и почему так труден поиск молодежи своего места в ней, кстати, осуществляемый, методом проб и ошибок? Этот вопрос звучал уже не раз, его пытались перенести даже в практическую плоскость. Но ответы на эти и другие вопросы могут быть даны лишь тогда, когда будет прорисовано функциональное место молодежи в жизнедеятельности общества на современном этапе его развития. А для этого до сих пор не определены достаточным образом необходимые общесоциологические характеристики того постперестроечного общества, которое мы имеем в России сегодня.

Чтобы сегодня по-новому концептуально понять многие процессы, будь то молодежный бунт 60-х или драматизм посткоммунистического поиска Россией возможности обрести себя, надо применить синергетический подход. На западе из этого подхода берут идею бифуркации и то, что она всегда объективно воспроизводится в процессе реального движения. Однако на наш взгляд, в социологии молодежи эту идею следует понять как проблему выбора. А именно, что в каждый момент развития у общества есть выбор, но состоится он или нет, на этот вопрос многие концептуологи часто ответить не могут.

Если же принять, что действительно в каждый момент имеется альтернативность развития, и она определяется тем, что в каждом конкретном обществе в этот момент наличествует будущее в лице молодежи, то этим можно будет и объяснить источник появления качественно нового. Оно связано с тем, что часть молодежи, втягиваясь в общество через социализацию и адаптацию, представляет собой простое будущее. Но другая ее часть, которая не до конца адаптирована или не до конца конформна, социализуясь через какие-то другие механизмы ( а механизмы социализации сложны и многоканальны), будет нести в себе потенциал сложного будущего, с которым связано принципиально новое состояние общества. И если грамотно анализировать и отслеживать процессы социализации в конкретном обществе, можно прогнозировать и адекватно реагировать на возникновение принципиальных социальных новаций.

Сегодняшнее состояние нашего общества встречает как негативные, так и позитивные оценки со стороны молодежи. В них заложено доверие или недоверие, а значит потенциально — согласие и поддержка или наоборот, несогласие и враждебность молодежи по отношению к действиям, предпринимаемым общественными и государственными структурами во имя будущего страны, по отношению к тем целям и ценностям, которые будут определять ее лицо и ее историю в близком и отдаленном будущем.

Те проблемы и трудности, которые переживает сейчас Россия, могут быть приняты молодежью с пониманием и терпением, с гордостью и оптимизмом или негодованием и мятежом, в зависимости от того, в какую концептуальную рамку будет вставлена та деятельность отцов нации, которая имеет последствия, переживаемые ныне уже непосредственно молодежью и населением всей страны. Что мы имеем здесь?

Апофеозом исторической оценки дела поколения «отцов» стала Перестройка, которая многими воспринималась и квалифицировалась в свое время как глобальная инновация. Результатом этого следовал негласный вывод, что во всех случаях жизни «отцы» имеют первенство во взаимоотношениях с «детьми». Хотя вслух признавалась давно назревшей потребность в создании «открытой системы» отношений, диалога между поколениями.

Но насколько состоятельна была эта «глобальная инновация» — этот исторический вопрос потребовал для оценки и ответа научной методологии. Причем нельзя не понимать, что это и вопрос о ее социальной базе, а также об отношении к молодежи. Для кого она стала смыслом жизни? Может ли стать для молодежи смыслом жизни дело, начатое другим поколением, которое само его до конца не осмыслило, предприняв попытку осуществить инновацию неадекватными ее природе средствами и методами?

В отношении инновационной деятельности «отцов» хочется обратиться к другому примеру, на наш взгляд, более удачному. Который, к тому же, можно отнести к удачным прецедентам современной инновационной деятельности в широком социальном масштабе. В интересующем нас аспекте, фундаментальное масштабное новшество и нововведение были осуществлены Соединенными Штатами Америки в последние 20 лет и вошли в историю как проблема прав человека. Концепция и политика поддержания прав человека ныне определяют многие аспекты международных отношений, вторгаясь в жизнь стран и регионов планеты. Рассмотрим повнимательнее, каким образом была осуществлена эта инновация, обратив внимание на методологию ее проектирования и практического осуществления, на ее видимую и невидимую подоплеку, на тот результат, который в итоге получили США.

В начале 70-х годов Конгресс США, естественно, опираясь на своих аналитиков, выделил идею прав человека как значимую и возрастающую ценность. Подкомитет Конгресса пришел к выводу, что принятие в расчет прав человека для страны отныне диктуется как соображениями морального порядка, так и практической необходимостью. (См.130) Тем самым на политической и идеологической арене появилось действительно, может быть, единственное новшество, которое открыла американская нация, осознав его значение прежде всего для себя, для продолжения собственного своего существования.

Далее Конгрессом было констатировано:

1. Права человека не входят в систему высших приоритетов, определяющих внешнеполитическую деятельность американского государства, несмотря на то, что они такого положения заслуживают.

2. Включение прав человека в систему высших приоритетов является основополагающим элементом национальной американской традиции.

3. В условиях возрастающей взаимозависимости современного мира пренебрежение правами человека в одной стране может иметь последствия и для других стран.

Впоследствии разные администрации, несмотря на расхождения в деталях, прикладывали максимум усилий для того, чтобы инициировать права человека как нововведение. Для этого им пришлось создать специальную инфраструктуру, и они понимали, для чего они это делают.

Администрация Картера применила к правам человека глобальный подход, это потребовало уже создания соответствующих структур на уровне внешнеполитических ведомств. Поэтому в 1977-1978 гг. были осуществлены необходимые структурные преобразования и в аппарате исполнительной власти.

интегральной частью

институциализации

обеспечению интересов США в области безопасности

В полной мере оценить значение и созданного США и НАТО мирового порядка, и их содействие политике мирной эволюционной демократизации государств позволяют сегодня события в Югославии.

Однако оценив реальный потенциал данного нововведения, американцы уже замахиваются на большее, начиная извлекать — говоря их языком, с обычным для политики цинизмом, — «прибыль от этого предприятия».

в наших национальных интересах

Максимальную выгоду, как оказалось в очередной раз, дает старый, как мир, хотя и весьма далекий от инноватики, принцип «разделяй и властвуй», только перенесенный на новую почву жизнедеятельности общества. В этом отношении наша «Перестройка» была последней беззубой попыткой системы использовать сведенный уже практически к нулю инновационный потенциал марксизма-ленинизма, имевшийся еще в начале ХХ века. Потому она и была обречена на провал. История не повторяется дважды.

Однако теперь, осмыслив успехи и неудачи социальных инноваций, можно сделать методологический вывод, что для осуществления той или иной сознательной деятельности социального масштаба надо четко квалифицировать, какого рода новшество мы имеем в конкретно осуществляемой политике, в какой стране и какое нововведение осуществляется.

Следующий шаг — это выбор идеологии, поставленной на институциональную почву. В настоящее время уже во всем так называемом цивилизованном мире, где задумывались об идеологии, пришли к функциональному выводу, что идеология является важнейшим национальным ресурсом.

долговременные

исторических

Если же заставить идеологию заниматься уборкой картофеля как «битвой за урожай», то рано или поздно люди, которых данная идеология принуждает к определенным действиям, откажутся как от выполнения бессмысленных для них действий, так и от доверия используемой для их оправдания «идеологии». В связи с нашей ситуацией, любопытно, что понимание этого гораздо раньше овладело «народными массами», в то время, как «профессионалы» — а точнее, бюрократы от идеологии — не понимая, продолжали сдавать на этом позиции страны, народа и отдельного человека, дискредитируя в собственном лице идеологию вообще как мощный социально-политический инструмент.

Между тем, сила идеологии происходит из ее социальной природы, но эта же природа определяет ее необходимые признаки и условия нормального функционирования. Будучи формой коллективного разума, она, подобно любой категориальной системе, не зависит от ограниченности единичного опыта и разумения, и напротив, силой заключенной в ней общественной воли предписывает отдельному человеку его социально-положительное поведение.

Отнесение идеологии к форме коллективных представлений, позволяет, вслед за Э. Дюркгеймом, утверждать, что в идеологии, адекватной общественной морфологии, заложены те или иные состояния коллективности, и что между идеологией и всеми формами коллективной жизни существует тесная взаимосвязь. Идеология сплачивает людей в единый действующий организм, в ней отдельный человек перерастает сам себя, свой личный ограниченный опыт, свои узко-индивидуальные цели и тогда, когда мыслит, и когда действует. А ценность коллективной мысли заключается в том, что она прибавляет к тому, что отдельный человек извлек из личного опыта, всю ту мудрость и знание, которые общественная группа накопила и сберегла в течение веков.

«Общество, — утверждает он, — вовсе не является тем нелогичным или алогичным, бессвязным и фантастическим существом, каким так часто хотят его представить. Напротив, коллективное сознание есть высшая форма психической жизни, оно есть сознание сознаний.» (42, с.233.)

Вообще коллективные представления выражают собой наиболее общие из отношений, существующих между вещами, они управляют всеми сторонами нашей умственной жизни. И если в один и тот же период истории люди не имели бы однородных понятий о причинах, числах и т.д., всякое согласие между отдельными умами сделалось бы невозможным, следовательно, стала бы невозможной и всякая совместная жизнь. Поскольку очевидно, что «не для удовлетворения спекулятивных потребностей объединились люди», постольку общество не может отказаться от культивирования и использования коллективных представлений, не упразднив себя самое.

логическая дисциплина есть лишь особый вид социальной дисциплины.

Идеология, в определенном отношении, вырастает энергийным началом, она придает ускорение социальной жизни, обеспечивает доступное объяснение смысла жизни (поведения) для отдельных людей, и в этом случае выступает легитимирующей инстанцией. И пока к ней как к таковой инстанции обращаются рядовые граждане, до тех пор будет живо и государство, и страна, и общество. Как только люди перестают верить идеологам, рушится данный уклад, а под его обломками гибнут и бюрократы от идеологии.

Чтобы иметь возможность жить, общество нуждается не только в моральном согласии, но и в известном минимуме логического единомыслия, за пределы которого нельзя было бы переступать по произволу. Вследствие этого,- замечено Э.Дюркгеймом, — общество всем своим авторитетом давит на своих членов и стремится предупредить появление «отщепенцев». Если же какой-нибудь ум открыто нарушает общие нормы мысли, общество перестает считать его нормальным человеческим умом и обращается с ним как с субъектом патологическим. Авторитет общества в тесном союзе с известными видами мышления является как бы неизбежным условием всякого общего действия.

Подобную картину мы встречаем и в случае с религией, с той лишь поправкой, что религия выработала не только предписывающие и пресекающие, но и своеобразные компенсаторные механизмы для регулирования поведения, отклоняющегося от своей сверхценности, — Бога.

Выше мы уже упомянули проблему «деидеологизации» российского общества, закрепленной даже в Конституции. Хочется надеяться, что в данном документе отражен ошибочный шаг в поступательном движении совсем еще юной демократии, каковых совершенно избежать невозможно. Это естественная реакция на чрезмерное педалирование узко-классовой идеологии, которое еще совсем недавно в гипертрофированно-политизированном виде пронизывало и деформировало все пространство советской общественной жизни. Сейчас маятник качнулся в другую сторону, и просто удивительно, с какой легкостью у нас воспринимаются любые лозунги, с какой детской доверчивостью и наивным энтузиазмом начинают бороться за их воплощение.

К сожалению, в деле социализации молодежи мы вынуждены сейчас констатировать негативную тенденцию этого процесса. Ибо государство и общество фактически устранило официальную идеологию и устранилось само от рационального взращивания другой. Но свято место пусто не бывает, и пустота тут же заполняется наиболее расхожим материалом. А таковым оказывается (опять-таки ввиду отсутствия целенаправленной политики социализации в работе с механизмами формирования общественного сознания) суррогатные ценности из подвалов и подворотен «Бронксов», «Шанхаев» и прочих, потоком хлынувшие на теле- и киноэкраны страны, на страницы полупорнографических изданий, брошюр, газет, журналов, ставших наиболее расхожей продукцией, бестселлерами в витринах и афишах, встречающихся на каждом шагу. Культ богатства и насилия прорастает на почве люмпенизированного сознания духовного пролетария, и в первую очередь всходит буйными всходами в молодых душах, раскрытых на восприятие (что обусловлено позицией ученичества) и лишенных мудрых запретов и ограничений. Идет мощнейший процесс духовного разложения нации, и первые жертвы — это наше юное поколение.

Заметим, что лозунг деидеологизации социальной жизни лишь тогда чего-нибудь стоит, когда речь идет о замене одной устаревшей идеологии другой, более адекватной новым задачам социального развития на новом витке. Устранение идеологии вообще на деле означает отказ общества от собственного воспроизводства в его социальном, т.е. человеческом аспекте. Это негласное уничтожение социального менталитета, за которым уже не остается общества, за ним — захлестывание стадного полусознания — полуинстинкта. Это социальный развал.

Есть надежда, что ныне уже детская болезнь деидеологизации общества в России уже пережита, преодолена, а ответственные политики поймут значение разработок новой идеологии, необходимой для сопровождения любого масштабного социального нововведения, в том числе и при работе с молодежью.

Новая идеология, все больше пробивающая себе дорогу в нашем обществе и государстве, неизбежно будет интегративной. Это значит, что она, прежде всего, должна заполнить смысловое, ценностное пространство, ответить на «простые» вопросы — зачем жить и как жить в новой России, и в первую очередь — молодежи. В отличие от естественнонаучного знания, описывающего действительное устройство объекта познания и исследования, управленческое знание определяет форму организации будущей деятельности и характер условий достижения поставленных целей.

Сейчас можно расставить вешки, ориентируясь на которые, нужно выстраивать, проектировать новую идеологию. Поскольку проектирование есть процедура сугубо рациональная, постольку необходимо наращивать интеллектуальные «мышцы» наших политологов, социологов, философов, методистов, антропологов, которым предстоит найти объективно-значимые аргументы и по-новому убедить молодежь поверить в общество и в себя.

В конечном же счете, поверить и проверить можно только в том случае, если боязливо не умалчиваются, но открыто ставятся кардинальные вопросы. А это сейчас, на пороге нового века, в первую очередь, вопросы о месте страны в геополитической структуре мира, об уровне и перспективах социально-исторических притязаний страны. Если же ограничить устремления народа и государства только целями достижения материального благополучия, то удержаться в пространстве идеологии объективно невозможно. Тем более в России, с учетом ее истории и специфики менталитета, ограничиться прочерчиванием перспектив достижения только материального благополучия в принципе не удастся. Без ощущения себя великой державой Россия деградирует, а народы, ее населяющие, потеряют важнейшие ориентиры и стимулы для дальнейшего совместного сосуществования в рамках единого государства и в лоне единой нации.

Современное самовоспроизводство любого общества давно перешагнуло рамки просто биологического воспроизводства. Однако до космополитического облика современное человечество еще не доросло. Поэтому условием и основой стабильного и прогрессивного существования любого общества — в условиях сегодняшней неоднозначности распределения геополитических ролей — является его безопасность как гарантия выживания. Причем конкретно это — национально-ориентированная безопасность, поскольку сохраняется диспозиция, когда одно общество представляет собой потенциальную опасность для другого.

Следовательно, новая интеграционная идеология нашей страны, в том числе по консолидации молодежи и полнокровной ее социализации, может основываться только на инновационной концепции национальной безопасности. Естественно, что безопасность при этом понимается в самом широком смысле слова.

В свою очередь, существенными характеристиками идеологии должны стать концептуальные посылки политического реализма, который выражается в следующем: постановка реалистичных целей; формулирование установки реалистичных ожиданий; подготовка конструктивной (не конфронтационной) толлерантной среды; стимулирование научных изысканий во всех областях социальных наук; учет исторического опыта других систем и своей собственной; корректировка идеологических конструктов на каждом шаге ее реализации, исходя из долгосрочных стратегических прогнозов в развитии человечества в целом, и страны в том числе. (См.69).

Если следовать далее канонам развития идеологии как практико-ориентированного знания, то нам необходимо обнаружить и обозначить субъекта этой новой идеологии. Обрисуем возможные принципиальные варианты реализации спроектированной новой идеологии. Таких вариантов может быть три.

Первый вариант — классовая идеология, которая предполагает уже наличие различных социальных групп, с четко выявленным собственным интересом и наличием партий, движений и других организаций, отстаивающих интересы именно этих конкретных групп. Совершенно очевидно, что здесь идеологи от молодежи попадают с ловушку, затотовленную этой парадигмой развития идеологии.

« для «,

Но и само общество — в том числе в лице государственного чиновничества и в лице его идеологического корпуса — тоже присвоит себе этот вид свободы: свободу от обязательств перед молодежью, свободу от долга перед ее и своим будущим и т.д. И все это — под шум умильных или решительных заявлений о защите населения и (громо)гласное «распределение иностранной гуманитарной помощи».

Эта модель известна, и кроме сдержанного скепсиса, никакой реакции благоразумной публики обычно не вызывает. Но поскольку понятно, что сегодня происходит и производят с нашей молодежью, то такой вариант разработки и реализации молодежной политики, с нашей точки зрения, неприемлем. Здесь надо удержаться от понятного желания достичь быстрых результатов для молодежи за счет интересов других ли социальных групп, общества ли, государства ли. Этот вариант по природе своей не конструктивен, и для нынешнего этапа развития нашего общества будет означать дальнейшую дезинтеграцию и деградацию страны, общества, личности.

Второй вариант — идеология государственности. В отдельных исторических ситуациях и в некоторых странах, в том числе и в России, эта идеология приносила успех, мобилизуя все ресурсы нации на достижение конкретно-исторических целей. Идеология государственности имеет сейчас многих сторонников, в том числе и у идеологов молодежи.

Но только ли государство может обеспечить и создать условия для реализации потенциала молодежи? В данном случае возникает масса соображений «за» и «против». Еще в недавнем прошлом мы имели действительное тотальное огосударствление всех сфер жизнедеятельности нашего общества, и трудно, как в теоретическом, так и в практическом, планах вдруг избавиться от доминанты такой позиции. Более того, в отдельных сферах жизни общества можно и нужно проводить идеологию государственности — в отношении молодежи в том числе — например, в области гражданского и патриотического воспитания. Однако, преувеличение возможностей и распространения этого варианта идеологии, в других случаях, принудительное или добровольно-принудительное объединение, на которое претендует новая интегративная идеология, в этом варианте в любой момент может привести к социальным катаклизмам, типа событий в Чечне.

Третий вариант — идеология общественная. В данном случае государство выступает одним из партнеров разных социальных групп, в том числе и молодежи. Этот вариант идеологии стремится увязать все лучшее из того, что имеется в арсенале двух предыдущих вариантов, обладает наибольшим конструктивным потенциалом в стремлении обеспечить развитие личности, различных социальных групп, общества и государства. Возникающие возражения по поводу того, что реализация такого варианта развития идеологии приведет, в конце концов, ко второму варианту, связаны с отождествлением молодежи как субъекта идеологии с молодежью как субъектом политики. Плюрализм в идеологии приводит — в конце концов — любого человека, в том числе и молодого, к осознанному выбору идеологии, и тогда он из объекта идеологических манипуляций превращается в субъекта идеологического действия и политического участия. Вариант общественной идеологии, конечно же, не так прост, и это касается как его разработки, так и внедрения, и функционирования.

Задача ученых и политиков ныне — помочь молодежи иметь и реализовывать свои интересы и потребности как исторического субъекта, в рамках определенной идеологии. Эта идеология должна быть объявлена, понята и принята молодежью страны. Без этого нет молодежной политики, в том числе и государственной.

идеологией национальной безопасности

Прежде всего, понятие «безопасность» с ХIХ века увязывается с жизненно-важными национальными интересами. В это время в Европе и Америке завершается очередной этап формирования наций как субъектов исторического действия, и именно в этой связи важно провести исторический экскурс и этимологическое сравнение русского варианта понятия «национальная безопасность». Общеизвестно, что безопасность может быть внутренней и внешней, но как они взаимосвязаны и перетекают одна в другую, необходимо пояснить.

В переводе с английского языка используемое в понятии национальной безопасности слово «nation» переводится как «нация», «страна», но никак не «государство». Государство там обозначается термином «state». Таким образом, в англо-язычной культуре термин «национальная безопасность» обозначает безопасность именно нации, а не государства. Это только в нашей стране в обыденном, да и в научном, понимании произошло отождествление этих понятий.

Сегодня концепция национальной безопасности получила наибольшее развитие в США. Думается, это закономерно, если учитывать роль и место этой страны в мире в последние 200 лет, и особенно в ХХ веке. На протяжении последних 20 лет главной гарантией национальной безопасности США на перспективу признается поддержание и укрепление всеобъемлющей конкурентоспособности страны в мире. При этом безопасность интегрирует в новом аспекте не только военную сферу, но и культуру, науку, упомянутые выше права человека и т.д. Надо специально обрисовывать, как это происходит, с тем, чтобы выработать конструкт национальной безопасности, адекватной для сегодняшнего дня России.

Можно проанализировать некоторые принципы, которые раскрывают понятие национальной безопасности, в частности для России.

Первый принцип — реальный патриотизм граждан. Известно, что гражданами страны люди становятся тогда, когда принимают участие в управлении государством. При этом государство есть средство в руках общества, а не наоборот. В современной конкретной исторической ситуации для России важен как раз этот аспект безопасности, поскольку не исключено, что в центр всей концепции ныне надо ставить защиту интересов общества от государства, в том числе и от собственного. Подлинная общественная безопасность — в способности государственных структур обеспечить и поддержать развитие, когда оно назрело. Если же оно не принимается определенными структурами или группами, то здесь требуется знание о выходе на социальные технологии.

знание опасности

Современная многополярная модель мира требует выстраивания целой системы компенсаторных механизмов для обеспечения безопасности. Эти механизмы должны оптимизировать стратегию и предлагать варианты тактических маневров. Конечно, опорным определением (рабочий вариант) можно принять следующее: безопасность — это способность страны поддерживать и приумножать жизнеспособность и конкурентоспособность общества как главной гарантии его выживании во взаимосвязанном и целостном мире. (См.70)

Главная внутренняя насущная задача для российского общества сейчас — найти средства достижения национального единства и согласия. Достижение стабильности и согласия в обществе невозможно без прекращения деления на «своих» и «чужих», «правых» и «виноватых». Сейчас необходим духовно-нравственный подход к оценке собственной истории, ибо только такой подход, как показывает история, всегда лежал в основе выхода России из кризиса. Ныне за рубежом существуют прогнозы, по которым на территории бывшего СССР ожидается возникновение более 10 локальных зон вооруженных конфликтов. Обеспечение безопасности для себя и своих близких становится все более насущной проблемой для всех россиян.

Оптимальной формой разрешения накопившихся в нашем обществе противоречий могло бы стать гражданское общество. Однако следует осознавать историчность и длительность процесса его формирования.

Гражданское общество включает:

  • добровольно, спонтанно сформировавшиеся первичные самоуправляющиеся общности людей (семья, кооперации, ассоциации, общественные организации, профессиональные, творческие, конфессиональные и др.);
  • совокупность негосударственных (неполитических) экономических, социальных, духовных, нравственных и других общественных отношений;
  • производственную и частную жизнь людей, их обычаи, традиции, нравы;
  • сферу самоуправления свободных индивидов и их организаций,

огражденную законом от прямого вмешательства

Нелишне напомнить, что именно высокоразвитое гражданское общество в странах Запада обеспечило значительную защищенность частных сфер жизни человека от жесткой регламентации государства.

В нашей стране пока еще предстоит сформировать гражданское общество как разветвленную сеть независимых от государства общественных отношений и институтов, выражающих волю и защищающих интересы граждан. Думается, что этот период будет длительным, но необходимым.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, с древности формированию общества сопутствует процесс социализации новых поколений. В этом процессе общество воспроизводит себя и продлевает свое историческое время, обеспечивая себе жизнь и существование. Исторически складывавшаяся в традиционном обществе социализация молодежи определила главную роль традиции в этом процессе. Передача опыта деятельности и коллективного выживания издавна стала содержанием процесса социализации.

Обусловленность традиций образом жизни конкретного социума, выработанным в процессе длительной борьбы за выживание в его природном и социальном ареале, придала им характер естественных исторически и психологически устойчивых конструктов. Их легитимность принимается по привычке, без обсуждений. А их взаимосвязанное повседневное функционирование на каждодневном бытовом уровне обусловливает полноту и плотность социального пространства. Социализация, составляющая часть механизма воспроизводства, тоже становится неотъемлемой повседневностью.

Усложнение общественной жизни, развитие форм и содержания социализации постепенно дифференцировали социализующие процессы. Они способствовали возникновению специальной деятельности, а позднее особого института социализации — системы образования. Традиционные структуры социализации — семья и окружение — оказались за ее пределами, тем не менее, по-прежнему продолжая свое дело по традиционной социализации молодежи. В стенах же образовательных учреждений формировалась и развивалась специализированная деятельность, осуществляемая профессионалами. Образование стало, в определенной мере, инновационной формой социализации. Однако время постепенно превращало его в общественную традицию.

По мере зарождения и разворачивания индустриальной эпохи, образование приобретает новый импульс развития. Став уже в целом традиционным институтом, оно, под давлением новых реалий и социальных задач, начинает культивировать новые формы социализующей деятельности. Ее главной задачей становится такая форма социализации, как производство «индустриальных винтиков», обеспечение производства кадрами — рабочими, инженерными, научными. Охватывая невиданные доселе по масштабам контингенты образовываемых людей, система образования поглощает все большие ресурсы и набирает темпы развития. Научный и военно-инженерный гений внес мощный инновационный потенциал в систему образования. Однако все более вытесняя из нее задачи социализации молодежи.

Между тем, в ХХ веке, и особенно во второй его половине, по мере вползания техногенного общества в кризисные явления современности, начинает испытывать кризис и система образования. Тем временем, занимая длительное время флагманские позиции в деле профессионализации и интеллектуализации поколений и общества, она выработала в себе претензию на исчерпывающую роль в деле социализации. Научно-технический прогресс собственным развитием привел человечество к осознанию его принципиальных границ, когда оно столкнулось с фактом технической способности к самоуничтожению. Время поставило вопрос об этических ограничениях прогресса человеческой деятельности. С каждым днем жизнь открывает все больше направлений и сфер, где ограничения этого прогресса неизбежны. Не осталась в стороне и система образования.

Образование, постепенно сдававшее ведущие социализующие позиции, в 70-е годы, после долгого игнорирования и обвинений, было вынуждено налаживать контакты со структурами первичной социализации — семьей и окружением, которые никогда и не уходили с исторической арены воспитания и поддержки своих детей при вступлении их в жизнь. Тем самым деятельностно было зафиксировано и констатировано, что образование как социальный институт, даже при наличии в нем инновационных элементов и возможностей, недостаточно для решения задач современной социализации.

Углубление кризиса мировой техногенной цивилизации в целом, и особенно хаос социально-политической жизни России последнего десятилетия, радикально подняли значение социализующей роли семьи. Но отказаться от института образования общество сегодня не может. Современные процессы, такие, как кризис взаимоотношений поколений, ухудшение жизненных параметров и массовые выступления протеста молодежи, формирование специфически-молодежной субкультуры и контркультуры и много других, демонстрируют уже, что всех структур социализации, вместе взятых, — семьи, окружения и даже образования — уже становится недостаточно, и для решения проблем общества при вступлении в него новых поколений, и для решения проблем молодежи, обретающей свою историческую субъектность.

Поэтому кризисные явления в общественном развитии, кризис социализации приводят к выводу, актуальному на данном этапе истории. Процессы социализации, пройдя в целом традиционный этап развития, затем образовательный этап традиционной социализации с элементами инновации, сегодня дополняются еще одной, уже нетрадиционной, а инновационной, социальной структурой и формой социальной деятельности — государственной молодежной политикой.

Государственная молодежная политика как инновационный институт обладает специфическими характеристиками, определяющей из которых является то, что это специализированная деятельность, построенная на инновационных формах деятельности. Эти формы связаны с глубокими процессами познания и управления. Они требуют политической воли и больших ресурсов для своего осуществления. Но платой за это является гарантированность результатов деятельности, без которой общество далее уже не может существовать и развиваться.

Сегодня для России свой судьбоносный час. С чем она выйдет из кризиса и потрясений, в немалой степени зависит от того, как она выстроит свою работу с молодежью. Сиюминутные проблемы и трудности зачастую не позволяют людям заглянуть в завтрашний день. И тогда это завтра отдается на откуп случаю, непредсказуемой стихии. Но понимание сегодняшних социальных угроз показывает ту пропасть, куда это ведет. Россия не может и не должна лишиться своего будущего. Но в настоящем уже появились такие признаки, которые делают эту возможность совсем не абстрактной.

В этом русле мы опираемся на документ «Национальная безопасность» (См.110), который мы использовали в качестве опорного при детализации направлений деятельности по реализации ГМП. Выбор его в качестве основы продиктован трезвостью и историчностью содержащихся в нем оценок и реалистичностью предложений путей и средств достижения поставленных целей. Нам также импонировала объективная оценка современного состояния России и гражданская позиция его авторов. А эта констатация еще раз утверждает нас в сознании необходимости интенсивного перехода к инновационным формам деятельности.

Главное, что констатируется в этом документе — это то, что «принципиально новая политическая реальность, которую мучительно сознают граждане нашей страны, заключается в том, что впервые за все тысячелетнюю историю Россия стала зависимой страной. Выбор, стоящий сегодня перед обществом и государством, тоже несвободен. Нам надлежит выбирать сегодня из весьма ограниченного числа альтернатив: либо Россия впредь остается страной, полностью зависимой, либо частично зависимой, либо она будет стремиться к полной независимости. Реалистично выбирая второй путь, авторы замечают, что степень зависимости от партнеров будет определять нашу свободу в принятии решений и построении своей судьбы.(110, с.130-131)

Поскольку ГМП является частью всей государственной социальной политики, то характеристики современного общественного и государственного состояния России должны иметь в ней свое специфическое преломление. Если вспомнить цель, которая долгое время являлась сквозной для ГМП — «Создание условий для наиболее полной самореализации молодежи как особой социально-демографической группы, в интересах общества и самой молодежи» — и расставляла широкие границы для поиска приоритетов, то сегодняшняя ситуация требует большей определенности и жестких акцентов.

Во-первых, стало очевидным, что не может быть сильной личности и ее полноценной реализации сегодня в отсталой стране и слабом государстве. А поскольку проблемы укрепления государственности и державности ныне звучат актуально как никогда, то цель личностной реализации звучит уже в особом аспекте.

Во-вторых, стало ясным, что государство уже не всеядно и не всемогуще. Есть задачи, которые оно не может решать эффективно. У государства как одного из институтов общества есть свои специфические задачи, а интересы не всегда адекватны до совпадения с интересами других общественных институтов. Это значит, что молодежная политика не исчерпывается лишь государственной молодежной политикой.

Очевидно, что обеспечение национальной безопасности страны является первой задачей, а в какой-то степени и проблемой, наиболее свойственной и присущей государству. Для России сегодня это означает не только необходимость удержания своих прежних державных позиции (этого уже недостаточно), но и их укрепления, стать мировой державой (о сверхдержаве говорить уже сложно), а не скатиться в державы региональные.

Вторая задача, или проблема, стоящая перед нашим обществом сейчас, — это создание органичной системы, способной в дополнение или в отличие от государства, наиболее эффективно обеспечивать развитие страны, общества, личности в определенных сферах общественной жизни. Такой системой является гражданское право. Построение гражданского общества сегодня для государства, обремененного грузом несвойственных и непосильных задач, — проблема объективная, а не надуманная. Его излишние функции уже нужно кому-то передать.

Очевидно, что строительство гражданского общества и обеспечение национальной безопасности могут основываться на реализации активного (в условиях перемен и реформ) инновационного потенциала молодежи, т.е. потенциала, прежде всего, производящего, организующего, созидающего. Соответственно, в разрезе приоритетных сфер и задач национальной безопасности надо расставлять приоритеты и развивать

Библиография

[Электронный ресурс]//URL: https://psychoexpert.ru/diplomnaya/problemyi-sotsializatsii-podrostkov-v-sovremennom-mire/

1. Абульханова-Славская Х.А. Стратегия жизни. — М., Мысль, 1991 — 300с.

2. Алпатов Н.И. Учебно-воспитательная работа в дореволюционной школе интернатского типа.-М., 1958

3. Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы. — М., 1972

4. Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Избранные психологические труды. В двух томах, т.1, -М.,: Педагогика, 1980 — 225с.

5. Андреева Т.М. Социальная психология, М., МГУ, 1980 — 415с.

6. Андреенкова Н.В. Проблемы социализации личности. Социальные исследования. М., 1970-303с.

7. Андреенкова Н.В. Роль семьи в социализации индивида // Проблемы быта, брака и семьи. — Вильнюс, 1970.

8. Арашавский А.Ю., Винн А.Я. Антиобщетсвенные проявления в молодежной среде // Соц. исслед. — 1990 — N4

9. Арефьева Г.С. Социальная активность. — М.,: Политиздат, 1974 — 230с.

Арефьева Г.С. Общество, познание, практика. — М., Мысль, 1988 — 204с.

10. “Атлас всемирного банка”. Газета”Караван”, 24 февраля 1994г.

11. Аубакирова Г.Х. Молодежь в капиталистических странах: объективные условия и субъективные факторы политической социализации. — М.,: МГУ, 1988-45с.

Барулин В.С. Соотношение материального и идеального в обществе:( Методологические аспекты проблемы).

— М., Политиздат, 1977 — 143с.

Барулин В.С. Социально-философская антропология: Общие начала социально-философской антропологии. — М., Онега, 1999 — 252с.

12. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. — М., 1995

13. Батенин С.С. Человек в его истории. — Л., ЛГУ, 1976 — с.296

14. Бестужев — Лада И.В. Какая ты, молодежь? — М.,: Моск.рабочий, 1988 — 111с.

15. Бестужев-Лада И.В. Социальный прогноз и социальное нововведение.// Социс, 1990, N 8

16. Блажнов Е.А. Зрелость сознания: о формировании политической культуры молодежи. — М.,: Москов. рабочий, 1987 — 159с.

17. Блок М. Апология истории или ремесло историка. – М., Наука, 1973.

18. Бовкун В.В. Образ жизни советской молодежи: тенденции, проблемы, перспективы. — М., Высшая школа, 1988 — 144с.

Боголюбова Е.В. Культура и общество (вопросы истории и теории).

— М., 1978

19. Боряз В.Н. Молодежь. Методологические проблемы исследования. — Л., Наука, 1973 — 155с.

21. Братерский М.В. Теория модернизации: обзор американских концепций. США: экономика, политика, идеология. 1990 — N9

20. Боэций. “Утешение Философией” и другие трактаты. — М., 1990

Булкин А.Н. Социально-философские аспекты ценностного ориентирования молодежи. Автореф… канд.филос.наук. Ставрополь, 1997 — 30с.

22. Быкова С.Н., Чупров В.И. Молодежь России на пороге рынка: между бедностью и нищетой. // Соц. исслед. — 1991 — N9 — с.62 — 68.

23. Вебер М. Избранное. Образ общества. М., 1994

24. Вебер М. Избранные произведения. М, Прогресс, 1990 -808с.

26. Вишняк А.И. Личность: соотношение трудового потенциала и системы потребностей, Киев, 1986

27. Вишняк А.И. Социальные проблемы советской молодежи //Философская и социологическая мысль. — 1989 — N8 — с.3-10.

Волков С.Н. Мистицизм в современной молодежной среде: социально-философский анализ. Автореф… канд.филос.наук. М., 1996 — 20с.

25. Воробьев Г.Г. Легко ли учиться в американской школе? — М., 1993

28. Воронков С.Г., Иваненков С.П. Молодежь и перспективы развития молодежной политики. -Оренбург, 1993.

29. Воронков С.Г., Иваненков С.П., Кусжанова А.Ж. Социализация молодежи: проблемы и перспективы. – Оренбург,1993.

30. Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса М.,1994

31. Габиани А.А. Наркотики в среде учащийся молодежи //Соц. исслед. — 1990 — N9 — с.84- 91.

32. Гегель Г.В.Ф. Философия религии, т.2 .- М., Мысль, 1971

33. Гилинский Я.И. Стадии социализации индивида // Человек и общество — Л.,: (Ученые зап. Лен. у-та) 1971 — вып.9 — с.45-56.

34. Гобозов И.А. Философия политики. — М.: ТЕИС, 1998 — 154с.

35. Гобозов И.А. Социальный детерминизм и проблемы общественного развития. — М., 1998

34. Голанский М.М. Что нас ждет в 2015 году?.-М.,1992

35. Головаха Е.Н. Жизненная перспектива и профессиональное самоопределение молодежи. — Киев: Наукова думка, 1988 — 143с.

36. Государственная молодежная политика за рубежом // Социалистический труд. — 1991 — N9, — с.18-22; 1991 — N10 — с.101 — 104.

37. Государственная молодежная политика: какой ей быть?“Круглый стол” /Перспективы, 1990 — N4 — с.41-51.

38. Григорьева Т. Камо грядеши? (вступительная статья)//Кэндзабуро Оэ. Избранное. — М., 1987

39. Л.Н.Гумилев Этногенез и биосфера земли – М., 1993

40. Давыдов Ю.И., Роднянская И.Б. Социология контркультуры — М.,: Наука, 1980 — 264с.

41. Духовные ценности советской молодежи. — М.,:1988-154с.

42. Дюркгейм Э. Социология и теория познания.// Хрестоматия по истории психологии. — М., 1980,

43. Дюркгейм Э. Социология. — М., 1995

44.Здравомыслов А.Г. Потребности. Интересы. Ценности. — М.,: Политиздат, 1986 — 223с.

Зотов В.В. Взаимосвязь интеллекта и творческого потенциала в социализации и самореализации личности. Автореф… канд.филос.наук. -СПб., 1997 — 23с.

45. Иваненков С.П. Методологические проблемы социального предвидения в советской философской литературе 70-х годов. Автореферат диссерт. на соиск. уч.степ. к.филос.н…- М.,1984

46. Иваненков С.П. Молодежь Оренбуржья вызовы развития. — Оренбург, 1995 – 119с.

47. Иваненков С.П. Традиция и будущее. // Credo, 1997, N1

48. Иваненков С., Кусжанова А. Социализация молодежи и перспективы развития образования. // Россия ХХI. — 1994, N 11-12

49. Иваненков С., Кусжанова А. Размышления о российском менталитете.// Россия ХХI. — 1994, N 11-12

50. Иваненков С.П., Калмантаев Б.А., Кусжанова А.Ж. Социализация как ресурс регионального развития – Оренбург, 1998. – 188с.

51. Иконникова С.Н. Социология о молодежи. — Л., знание,1985г. с.32.

52. Иконникова С.Н., Кон И.С. Молодежь как социальная категория. — М., 1970г. с.14.

53.Ильинский И.М. “Наука и молодежи: обновление исследовательских подходов”//Молодежь-89.Общественное положение молодежи и вопросы молодежной политики в СССР. — М.,1989,

54. Ильинский И.П. Актуальные проблемы развития политических систем. — М., Моск. пос. ин-т международ. отн., 1985г. с.191.

Ильиных О.П. Социальный кризис Российского общества и мировоззрение молодежи. Автореф… канд.филос.наук. Пермь, 1997 — 30с.

55. История в энциклопедии Дидро и д‘Аламбера. — Л., 1978

56. Каиров В.М. Традиции и исторический процесс. — М., 1994

Калашникова Е.М. Личность и общество : Проблема идентификации. Автореф…дисс.д-ра филос.наук. — Пермь, 1997 — 40с.

57. Каримский А.М. Антиисторизм “Философии существования”. — М., 1980

58. Касавин И.Т. Теория познания в плену анархии.- М., 1987

59. Катульский Е. Молодежь как объект и субъект государственной политики. // Социалистический труд. — 1991г. N9 — с.3-11.

60. Китайская Народная Республика в 1990 году. Политика, экономика, культура. Ежегодник — М., 1992г.

61. Климов Ю.М. Поколение кризиса или кризис поколений? — М., Мысль, 1988 — 270с.

62.Ключевский В.О. Значение преподобного Сергия для русского народа и государства//Исторические портреты.- М., 1990

63. Ковалева А.И. Социализация личности: норма и отклонение. – М., 1996.

64. Кон И.С. НТР и проблемы социализации молодежи — М., Знание, 1988 — 64с.

65. Кон И.С. Психология ранней юности — М.,: Просвещение, 1989 — 255с.

66. Кон И.С. Ребенок и общество: — Историко — этнографическая перспектива. — М.,: Наука 1988 — 270с.

67. Кон И.С. Социология личности. — М., Партиздат, 1967, -383с.

68. Концепция воспитания учащейся молодежи. Авторы:А.А.Бодалев, З.А.Малькова, Л.И.Новикова и др. Ротапринт. – М., 1994.

69.Косолапов Н.А. Интегративная идеология для России: интеллектуальный и политический вызов.//Вопросы философии, 1994, N 1

70. Косолапов Н. Национальная безопасность в меняющемся мире. — МЭиМО, 1992, N 10, Косолапов Р.И., Хлебников И.Б. Обращение к разуму: Человеческий манифест. М., Палея, 1993 — 58с., Костюкевич В.Ф. Политическая социализация молодежи. — Мурманск, 1998 — 185с.

71. Корнилов М.Н. Традиционные межличностные отношения в Японии.// “Японское общество и культура”, вып.4. Научно-аналитический обзор. — М., ИНИОН, 1990

72.Корнилов М.Н. Корни японского трудолюбия: обзор культурологических концепций.//Человек: образ и сущность.- М., ИНИОН, 1993

73.Критика буржуазных теорий молодежи. — М., Прогресс,1982 — 335с.

74.Крупнов Ю. Власть и программы// Федеральная программа развития образования// Россия — 2010.-М.,1993,N 2

75. Кузьмин В.А. Молодежь на пути в XXI век. — М.,: Содружество социол. ассоциаций., 1992 — 285с.

76. Кузнецова А.Я. Личность как результат процесса социализации //Биологическое и социальное в формировании целостной личности — Рига, 1977 — с.57-72.

77. Култыгин В.П. Политическое сознание молодежи в развитых странах капитиализма. — Автореф. дис. д — ра филос. на-ук. — М., 1988 — 43с.

78. Кусжанова А.Ж. Взаимодействие общества, личности и государства в сфере образования. Диссер…докт. филос.н.- М.,1996

Лапин Н.И. Изменение ценностей и новые социо-культурные структуры… Куда идет Россия? — М., 1998

79.Лапина Н.Ю. Динамика социального развития в современной Франции. (Cоциокультурные аспекты).

— М., ИНИОН РАН, 1993.

80.Лебедев А.С. Горбенко В.И. Формирование центральных ориентаций молодежи: в помощь лектору. — Л., Знание, 1990 — 16с.

81. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. // Хрестоматия по истории психологии. -М., МГУ, 1980.

82. Ленин В.И. Полн. соб. соч., т.3.- М., 1972

83. Литвинов С. Лучше упредить взрыв. // Молодой коммунист. — 1990 — N2 — с.26-32.

84. Личенков М.М. Политическая социализация: молодежный аспект. // Вестник МГУ, сер 12, Социально — политические исследования. 1991 — N6 — с. 74-77.

85.Лисовский В.Т. Советское студенчество. Социологические очерки. — М., Высшая школа, 1990 — 303с.

86. Лосев А.Ф. Из ранних произведений. — М.,1990

87. Манхейм К. Диагноз нашего времени.М., 1994

88. Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. — М.,1983

89. Маркузе Г. Одномерный человек. — М., 1994

90. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.3 – М., 1955

91. Международные документы по молодежной политике. — М., 1993, Межуев В.М. Российский путь цивилизационного развития // Постижение времени. — М., 1998

Межуев В.М. Между прошлыми будущим: Избранная социально-философская публицистика. М., ИФ РАН, 1996 — 150с.

92. Меренков А.В. Политические стороны студенчества. //Социс. — 1992 , N8 — с. 84-90.

93. Мещеркина Е.Ю. Все труднее стать взрослым // Соц. исследования. — 1990, — N1 — с.141-147.

94. Мид М. Культура и мир детства. Избранные произведения (Пер с английского) — М.: Наука, 1988 — 429с.

95. Миронов А.А. Молодежь в условиях перехода к рыночным отношениям. // Соц. исследования. — 1991 — N3 — с.39-45.

96. Моисеев Н.Н. Алгоритмы развития. — М.: Наука, 1987 -304с.

97. Моисеев Н.Н. Мир ХХI века и христианская традиция.//Вопросы философии, 1993, N 8

98.Моисеев Н.Н. Универсальный эволюционизм. // Вопросы философии. 1991, N3 — с.3-28.

99. Молодежная политика. Информационный бюллетень N 146 — 147, М., 1997

100. Молодежь России. Статистический сборник. — М., 1992.

101. Молодежь: Сексуальные проблемы социального развития молодежи. — М., 1988-158с.

102. Молодежь России на рубеже 90-х годов. — М., 1992.

103. Молодежь в процессах обновления советского общества.М., Институт молодежи, 1989 — 133с.

104. Молодежный ренесанс: проблемы социализации молодежи.// отв. ред. и составитель: Быстрицкий А.Г., Рощин М.Ю., -М., Наука, — 1990-235с.

Момджян К.Х. Что такое общество? — М., 1991, Момджян К.Х. Введение в социальную философию.- М., 1997, — 447с.

105. Л. Г. Морган. Лига ходеносауни, или ирокезов. – М., 1983

106. Морозова Г.Ф. Деградация нации — миф или реальность? // Социс, 1994, N1

107. Москаленко В.А. Социализация личности. — Киев, В.школа, 1986 — 200с.

108. Мяло К.Г. Под знаменем бунта, — М.,: Мол. гвардия,1985 — 287с.

109. Мяло К.Г. Время выбора: молодежь и общество в поисках альтернативы. М., 1991

110. Национальная безопасность: Россия в 1994 году.- М., 1993

111. Неймер Ю.Л. От кризиса общества к кризису труда. Социс N 5, 1992

112. Неменский Б.М. Мудрость красоты. — М., 1981

113. Немировский В.Г. Социология личности. — Теория исследованияи опыт. — Красноярск,: Изд. Красноярск. у-та,1989 — 194с.

114. Никандров Н.Д..Сравнительная педагогика: уроки и надежды.// Педагогика,1989, N 10

115. Ницше Ф. Соч., т.2. – М., 1997

116. Новая технократическая волна на Западе. — М., 1986

117. Нэсбит Дж., Эбурдин П. Что нас ждет в 90-е годы. Мега тенденции: год 2000. М., 1992

118. О проблемах современного человекознания. — М.,: Наука, 1977 — 380с.

119. Осипова О.А. Буржуазная наука о проблеме традиций в развивающихся странах Востока. Диссерт. на соиск. уч. степ. к. и.н… — М., 1983г.

120.Осовский В.Л. Формирование трудовых ориентаций молодежи. — Киев: Наукова думка, 1986 — 163с.

121.“Папа Иоанн-Павел II молодежи.”- Краков,1991

122. Парыгин Б.Д. Основы социально — психологической теории. — М., : Мысль, 1971 — 351с.

123. Пахомов Н.Н. Кризис образования в контексте глобальных проблем// Культура, образование, развитие индивида.- М., 1990

124. Переведенцев В.И. Молодежь и социально — демографические проблемы СССР — М.,: Наука, 1990.

125. Переведенцев В.И. Социальная зрелость выпускников шолы.М.,: наука 1985., Проблемы переходного периода и переходных общественных отношений. — М., 1986

126. Плаксий С.Н. Молодежные группы и объединения: причины возникновения и особенности деятельности. — М., Знания, 1988

Плетников Ю.К. О природе социальной формы движения. — М., 1971, Плетников Ю.К. Формационная и цивилизационная триада // Свободная мысль. 1998, № 3

127. Плеханов Г.В. Соч. в 24 т.- М.- Пб., 1925, т.10

128. Политическая культура молодежи: вопросы теории и методологии исследования. Сборник научных трудов. — М., 1986 — 142с.

129.Политическое сознание и трудовая активность молодежи. — М., Молодая гвардия, 1985г. — 159с.

Попов В.Г. Социокультурные ориентации и адаптация молодежи к общественным преобразованиям в современной России. Автореф… дис. д-ра соц.н. — Екатеринбург, 1997, -48с.

130. Права человека во внешней политике США:1970-1990 гг. – М., ИНИОН, 1990

131. Пригожин А.И. Нововведения: стимулы и препятствия. — М., 1989

132. Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии. — 1991, N6 — с.46-53.

133. Проблемы молодежи и молодой семьи — М.,: Госкомстат СССР, 1990 — с.109.

Пробст Л.Э. Влияние основных субъектов социализации. Автореф… дис. канд. соц.н. — Екатеринбург, 1997, — 20с.

134. Разин А.В. Поведение личности: проблемы регуляции // Философские науки — 1990 — N 3, с. 111-117.

135. Раковская О.А. Переход к рынку и молодежь. Проблемы прогнозирования. 1991, N5.

136. Раковская О.А. Молодые поколения и рынок. Пути движения молодого поколения. — М.,: Наука 1993.

137. Решетов П.Н. Молодежь: идеология, политика. — М.,: Молодая гвардия, 1975 — 192с.

138. Риск исторического выбора. Материалы “круглого стола”. // Вопросы философии, 1994, N 5

139. Ричард Дж., Маргарет М. Браунгарт Советская и американская молодежь: сравнительный анализ. // Политические исследования — 1991 — N4 — с. 160-167.

140. Российская ментальность (материалы “круглого стола”) // Вопросы философии, 1994, N 1

Ромах О.В. Провинциальная культурная среда как фактор формирования досуга молодежи. Диссер…докт. филос.н.- М.,1997

141. С чего начинается личность. — М., Политиздат. 1979 — 238с.

142. Сартр Ж.П. Проблемы метода. – М., 1994

143. Серафимова З.С. Проблемы социализации юношества в условиях НТП. Диссертация … к. филос. н. — М., 1990

Сидоренко Н.И. Социальные нормы и регуляция человеческой деятельности. Диссер…докт. филос.н.- М.,1997

144.Слепцов Н.С. Социальная защищенность молодежи в условиях перехода к рыночной экономике. — М., Инст. молодежи,1990.

145. Советская этнография. — 1981, N 2

146. Социально-экономическое положение Оренбургской области 1997 г. Оренбург, N 12

147. Современная западная философия. Словарь. — М., 1991г.

148. Социальное развитие молодежи: методологические проблемы и региональные особенности. — М., 1986 — 196с.

149. Справочное пособие по истории немарксистской западной социологии. — М., 1986

150. Страны и народы. Зарубежная Азия. Восточная и центральная Азия.-М., Мысль, 1982

151. Суворов В. “Ледокол”.- М., 1993

152. Сузуки И. Реформа образования в Японии: навстречу ХХI веку.//Перспективы, 1991, N 1

153. Сунднев И.Ю. Самодеятельные объединения молодежи // Соц. исследов. — 1989 — N2 с.56-68.

154. Суханов И.В. Обычаи, традиции, преемственность поколений. — М., 1976

Таранцов М.А. Региональная молодежная политика. Взаимодействие государственных органов и общественных организаций в разработке и реализации региональной государственной молодежной политики: вторая половина 80-х — начало 90-х годов ХХв. М.: Социум, 1996 — 157с.

155. Титаренко В.Я. Семья и формирование личности. — М.,1987.

156. Тойнби А. Дж. Постижение истории.- М.,1991

157. Тридцатилетние: фальстарт? // Смена 1991- N7 — с.50-66.

158. Трубецкой Е. Умозрение в красках.// Три очерка о русской иконе.- Новосибирск,1991

159. Дж.Уилсон. Египет: природа, вселенная, государство, ценности жизни. // Г.Франкфорт, Г.А.Франкфорт, Дж.Уилсон, Т.Якобсен. В преддверии философии.- М., 1984

160. Филиппов Ф.Р. Социология образования. — М., 1980 — 197с.

161. Фонотов А.Г. Россия от мобилизационного общества к инновационному”. — М., 1993

162. Формирование политического сознания молодежи развитых капиталистических стран. Обзор — М., ИНИОН РАН, 1982 — 272с.

163. Франкл В. Человек в поисках смысла. — М., 1990

164. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. — М., 1995

165. Хайек Ф.А. Планирование и демократия. Эхо. 1989, N11.

166. Цветов В. Лес за деревьями.- М., 1991

167. Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего//Чаадаев П.Я. Статьи и письма. — М.1987

168. Чайковский Ю.В. Молодежь в разнообразном мире. //Соц. исследов. — 1988 — N1 — с.78.

183. Чередниченко Т.А., Шубкин В.И. Молодежь вступает в жизнь,- М.,: Мысль, 1985 — 239с.

169. Чупров В.И. Концепция молодежной политики. // Социально — политические науки. — 1991 — N3 — с.30-42.

170. Шаповалов В.Ф. Россиеведение как комплексная научная дисциплина// Общественные науки и современность, 1994, N 2

172. Шерковин Ю. Быстрая модернизация и социальный конфликт // Коммунист. 1991 — N2 — с.88-96.

173. Шескал Е.Б. Современнная концепция политической социализации. Анализ методологических основ: Афтореф. дис. д-ра филос. наук — М., 1989 — 47с.

174. Шестопал Е.Б. Личность и политика. М.,: Мысль, 1988,- 205с.

181. Шкаратан О.И., Коршунов А.М. Технологический переворот и судьбы молодых. М.,: Знание 1989 — 54с.

175. Шопенгауэр А. Избранные произведения. — М., 1992

176. Шпенглер О. Закат Европы. — М.-Пб., 1923

171. Щегорцев В.А. Политическая зрелость. — М., 1987- 64с.

177. Щегорцев А.А., Пихтовников Г.П. Массовое сознание молодежи в реалиях перестройки. Социологический аспект. — М., Ин-т молодежи, 1989 — 61с.

178. Щегорцев А.А., Щегорцев В.А. Советская молодежь: Эволюция политических взглядов. — М., 1990 -144с.

179. Щедрин А.И. Духовная культура советской молодежи: сущность, состояние, пути развития. — М.,: Мол. гвардия, 1990-306с.

180. Артур М. Шлезингер, мл. Центры американской политики // Международная жизнь — 1991 — N8, с.117-129.

184. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. — М.: “Прогресс”, 1996.

185. Ясперс К. Смысл и назначение истории. — 1991

186. Ясунари Кавабата. Избранное.- М., 1971

187. Aumont M.Jeunes dans un mond nouveau.P.,1973.

188. Ashton D.N.,Field D.Young Workers.L.,1976.

189. Bach R.Eine “Verlorene Generation” Zur Lage der Jugend and zum Kampf der kommunistishen und Jugendverbande fur die Rechte der jungen Generation in den kapitalistischen Landern Europas.B.,1979.

190.Bell D. Contradictions culturelles du capitalisme.-P., PUF,1979

191.Cohn-Bendit D.,Duteil J.-P.,Geismar A.et al.La revolte etudiante.Les animateurs parlent.P.,1968.

192.Copfermann E.Problemes de la jeunesse.P.,1972.

193. Dictionary of Sociology. Penguin Books, 1984

194. Dubois P.Recours ouvrier,evolution technique,conjoncture sociale.P.,1971.P.24.

195. Dutscke R.Studenten am Ende Arbeiter an Anfang. Wien,1973.

196. Fitermann Ch.Pour que la jeunesse prenne toute sa place dans le combat de classe.P.,1979.P.7.

197. Fewer L.The Conflict of Generations:The Character and Significance of Student Movements.L.,1969.P.32.

198. Georgin J.Les jeunes et la crise des valeurs.P.,1975.P.32.

199. Goslin D.E (ed.) Handbook of socialization. Theory and Research. — Chicago, 1969

200. Habermas J.Toward a Rational Society.L.,1971.P.120.

201. Heilbroner R.L. What has posterity ever done for me? — The New York Times Magasine, January, 15, 1975, p.14. Цит. по: Араб-оглы Э.А. Отречение от социальных идеалов.// С чего начинается личность?- М., 2-е изд., 1984

202. International Labour Conference.72 nd Session.1986:Report V:Youth.P.8.

203. Jeunesse Syndicale:Buuetin.N1.P.5-6.

204. King H.Linksextremismus unter Jugendlichen Gegenwartskunde//Sonderheft.1980.N2.S.203-205

205. Kreutz H.Soziologie der Jugend.- Juventa Verlag, Munchen, 1974.

206. LedrutR.Socioligie du chomage.P.,1966.P.403

207. Mead M.Culture and commitment:The New Relations Between the Generations in the 70’s.N.Y.,1987 etc.

208. Marcuse H.Konterrevolution und Revolte.Fr.a/M,1973.

209. Menhert H.Jugend im Zeitbruch.Stuttgart,1976.

210. Mungham G.,Pearson G.Working Class Youth Culture.L.,1976.P.9.

211.Nishet p.Who Killed the Student Revolution? A View from the Right:Youth:Diergent Perspectives.S.l.,1973.

212. Roszak Th. The making of counter-culture: Reflections on the Technocratic Rousselet J.L‘Allergie au travail.P.,1975.

213. Sautray G.,Doremus Chr.Les cedres face a l’emploi.P.,1971.P.13.

214. Schwettmann W.,Sander U.Jugend und Klassenkampf oder Antikapitalistische Jugendarbeit heute.Dortmund,1972 etc.

215. Society and its youthful-oppsition. N.Y,1969

216. Statera J.Death of Utopia.N.Y.,1980.

217. Steigerwald R.Protestbewegung:Gemeinsamkeinten und Streitfragen.Fr.a/M,1982.S.50.

218. Skinner B.F. Beyond Freedom and Dignity.- N-Y, 1971

219. Tallman I,Marotz-Baden R,Pindas P. Adolescent Socialization in Cross-Cultural Perspective. — N 4. — London, 1983, Academic Press.

220.Weggel O. Wo steht China heute? Die Ruckkehr der tradition und die Zukunft des Reformwerks.Teil 1.Die Traditions Frage:Vermachtnis oder Altlast?//China aktuell.- Hamburg,1992.- H.4

221. Work in America:(Report of a Special Task Force to theSecretary of Health,Edication and Welfare).The MTT PressCambridge,Massachusetts and London (England),1977.P.45.

222. Young Workers: A Trade Union View: The National Youth Committee. AUEW-TASS.Newcastle,1977.P.6.