Понятие социального мифа вошло в обиход сравнительно недавно. Сегодня мифы смешаны с политическими идеологиями, и политические мифы имеют почти такую же власть, как и священные мифы прошлого, в тоже время их нельзя уравнивать. Мифы оказывают влияние, резонируя с существующими стереотипами коллективной памяти, они способны постепенно изменить психологический портрет нации, и стать главным инструментом реализации идей разных политиков. Миф укрепляет ценности, обычаи и убеждения социальной группы, усиливая связи между ее членами, имеет мощный потенциал интеграции сообщества и упрощения толкования окружающего. Миф представляет собой некую правду, но его истинность или точность в историческом плане – вторична. Важно то, что в него верят, – поэтому мифы обладают символической властью.
Мифы затрагивают все сферы общества и имеют место не только в политике, религии и литературе, о которых рассказывается в третьей главе работы «Мифы в обществе». Они полностью пронизывают социум, основываясь на архетипах, знание которых передаётся наследственно. Более того мир для человека и является особым мифом, который, действует в рамках специфики каждого языка и формирует представление о реальности. Поэтому, рассматривая в первой главе мир в качестве мифа, понятия архетипа, коллективного бессознательного и социальных мифов исследуются во второй главе как своеобразные «мифы в мифе». В заключении также приведен глоссарий, который составляет ключевые понятия курсовой работы, а в качестве приложения предложены личные наблюдения в сфере мифа.
Цель работы заключается в раскрытии понятия социального мифа, оценка его влияния и места в обществе. В задачу входит изучение явления не только в изолированном теоретическом пространстве, а в цепи человеческой деятельности, восприятия и жизни вообще.
Глава 1. Мир как миф
1.1. Язык как система знаков
Язык – исторически сложившаяся система выражения мыслей, обладающая определенным звуковым, лексическим и грамматическим строем и служащая средством общения в человеческом обществе. Язык – необходимая составляющая жизни, так как сопутствует всей деятельности человека, а речь входит в общую систему человеческой деятельности. Российский ученый Михаил Михайлович Бахтин утверждал: «Язык, слово – это почти все в человеческой жизни». Общество и язык взаимозависимы, ведь без социума не может возникнуть язык, а без последнего не может сформироваться полноценная личность. Язык – составная часть внутреннего мира человека, его духовной культуры, это опора для умственных действий, одна из основ мыслительных связей (ассоциаций), подспорье для памяти и т.д. Как говорил немецкий философ-экзистенциалист Мартин Хайдеггер (Martin Heidegger): «Язык создает человека».
Соответствие человека педагогической деятельности
... их мотивационная сфера, складывающаяся из двух сторон. Субъект педагогической деятельности в идеальной схеме работает Предметом образовательного процесса как деятельности совокупного субъекта, т.е. тем, на что ... процесс и результат приобретения индивидуального опыта биологической системой (от простейших до человека как высшей формы ее организации в условиях Земли), являет Проблема учения является ...
Языкознание (лингвистика) – научная дисциплина, изучающая строение, социальное функционирование и историческое развитие языков. Цели языкознания: изучение языка в его взаимоотношениях с объективной действительностью и человеческим обществом. Язык служит для человеческого общения, и представляет собой систему знаков.
Знак есть объект, используемый для передачи информации. Для того чтобы предмет (или событие) получил функцию знака, нужно предварительно договориться с другим человеком – получателем этого знака. В повседневной жизни многих знаков мы не замечаем, хотя роль их в общении велика – таковы, в частности, мимика и жесты. Кроме национально обусловленных систем жестов, «привязанных» к конкретному языку, существуют также интернациональные, общечеловеческие основания поз собеседников, движений их рук и т.д. Наряду с повседневными, привычными для нас средствами общения существуют целые сложные системы знаков специфических, даже экзотических. Таковыми являются, например, языки цветов, веера, татуировок. Человек живет в мире знаков.
«Современная лингвистическая наука, – пишет Элеонора Лассан (Eleonora Lassan), – как никогда ранее, может считаться прикладной – не только в смысле создания норм орфографии или совершенствования лексикографических описаний, но в смысле изучения того, что может способствовать главной цели наук, связанных с человеком – познанию самого человека, ибо именно объектом лингвистики – языком – пронизаны, согласно Лакану, все уровни человеческой психики, включая и его бессознательное».
Язык тесно связан с понятием дискурс. По Эрнесто Лаклау (Ernesto Laclau) и Шанталь Муфф (Chantal Mouffe), дискурс – область, где образуются смыслы и значения – смысловое поле. Он связан с тем, какую особенность получает внешний мир после его восприятия субъектом, оценкой события – воспринимается ли землетрясение или падение кирпича «природным явлением» или «выражением гнева Господнего». Дискурс определяет не само явление, а то, что оно одинаково вне зависимости от его восприятия. Здесь Лаклау пересекается с поздним Поль-Мишель Фуко (Michel Foucault) и его «Археологией знания», где дискурс – «тонкая контактирующая поверхность, сближающая язык и реальность», практика, которая постоянно воссоздаёт объекты, о которых дискурсы говорят. Фуко не отрицает существования реальности вне дискурса, но считает невозможным ее восприятия вне дискурсной структуры: в процессе восприятия сортировка по тем или иным признакам и истолкование опыта и событий происходит в соответствии с теми понятиями и правилами, которые находятся у нас в распоряжении. Выйти за рамки данных структур непросто. Другими словами, землетрясение и кирпич на самом деле существуют, но мы не можем знать, что это такое, так как всегда подвержены тому или иному дискурсу – «природного явления», «гнева Господнего» или любому другому. Причем если мы даже избавимся от одного дискурса, то сразу попадем под влияние другого и истина, таким образом, всегда будет от нас скрыта. Так, слово, по Жаку Лакану (Zhak Lakan), – смерть, убийство вещи. Славой Жижек (Slavoj Žižek) объяснял: «В той мере, в какой действительность символизирована, заключена в символическую систему, вещь как таковая оказывается представлена в слове, в своем понятии, а не в непосредственной данности».
Личностные характеристики, составляющие образ «конфликтных людей»
... с другом. Возникновение конфликта определяется личностным своеобразием членов коллектива, отношением личности к ситуации, психологическими особенностями членов коллектива, ... и нормализацию эмоционально-волевой сферы человека. В литературе по проблемам конфликтов различные виды взаимодействия сторон ... из сторон имеет явные преимущества. Таким образом, конфликт в трудовом коллективе — это осознанное ...
Таким образом, орудуя дискурсами, язык выступает как предпосылка и универсальная форма, оболочка всех других форм общественного сознания. Развиваясь, человек формирует собственную картину мира в соответствии с теми принципами и методами, которым его обучали «взрослые», называя вещи «своими именами». Доктор антропологии Карлос Кастанеда (Carlos Castaneda), говорил: «Люди – воспринимающие существа. Однако воспринимаемый ими мир является иллюзией, созданной описанием, которое им внушили с момента, когда они появились на свет. Мысли и поступки навсегда зафиксированы в терминологии нашего описания. Это рабство». Как уже было сказано выше, дискурс не отображает истины, но только её интерпретацию, человек мыслит мифами – объяснениями и потому ему свойственно мифологическое мышление. Так, Елеазар Моисеевич Мелетинский отмечает, что миф как всеобщий способ мышления характерен для архаических культур, но в качестве «уровня» сознания (особенно массового) присутствует во всех культурах. Кроме того, мифотворчество использует символический язык, им же человек всегда моделирует, классифицирует и интерпретирует мир, общество и самого себя. Ролан Барт (Roland Barthes) считает, что преодолеть мифологию невозможно, так как в любом естественном языке уже имеется некоторая предрасположенность к мифу. «Всякая семиологическая система есть система ценностей, принимаемая потребителями мифов за систему фактов. Функция мифа – удалять реальность».
1.2. Картина Мира
Первым концепцию «картины мира» выдвинул уже упомянутый выше немецкий философ первой половины XX века Мартин Хайдеггер, согласно которому мир – это образ. «Картина мира» – называемая, прозрачная для сознания, опредмеченная в знаковой или наглядной форме модель реальности. Так как «картина мира» имеет словесное выражение, то ее изучение возможно на языковой модели личности в дискурсе словоупотребления. По М. Хайдеггеру, «картина мира» – не копирование реальности, а её представление. Теперь сущее только тогда становится сущим, когда оно названо представляющим его человеком.
Сегодня, наверное, все ученые и философы схожи во мнении, что человек воспринимает мир не таким, «какой он есть на самом деле». Мы видим лишь его интерпретацию, которую диктует нам дискурс. Но почему же так происходит? Проблематика образа мира исходит из следующих методологических посылок:
- субъект познаёт реальность в ходе ее репрезентирования или построения моделей;
- в процессе познания реальности, субъект создаёт особый образ мира, то есть систему, в которой закрепляются все достижения, связанные с его мышлением (когнитивные);
- индивид принимает непосредственное участие в создании собственного образа мира, так как становление последнего происходит в процессе взаимодействия субъекта с окружающей средой; важно, что сложившийся образ мира полностью определяет дальнейшее их взаимодействие, типичные формы объяснения событий и поведения;
- образ мира формируется субъектом исходя из тех форм познания, которые присущи только человеку и выработались в ходе эволюции человека как биологического вида;
- образ мира есть иерархическая система когнитивных репрезентаций. Когнитивные репрезентации – гипотезы, которые так или иначе объясняют реальность; адекватность таких гипотез не определяет напрямую их выбор субъектом; неадекватные гипотезы исключаются из употребления в результате негативного опыта их апробирования; когнитивная репрезентация – иерархическая система простейших единиц анализа отношений сходства и различия событий;
- мира как такового для субъекта не существует; выделение для исследования некоторой области реальности и взаимодействие с ней при помощи данных органов чувств и разума позволяют получать только неполную информацию о реальности, которая изначально наделена субъективными значениями; таким образом, значения изначально входят в образ мира, а не вносятся субъектом в ходе анализа воспринимаемой информации.
Итак, образ мира – модель, построенная на основании субъективного опыта, которая позже сама опосредует восприятие этого опыта. Под её действием, противоречивое кажется непротиворечивым.
Образ человека в экзистенциализме
... и для жизни, она пропитана гуманизмом и заботой о человеке, именно поэтому я и выбрала эту тему для написания реферата. Целью своей работы я вижу изучение образа человека в философии экзистенциализма. ... с человеком, с его местом в мире и отношением к миру, менялись приоритеты и аспекты ее осмысления. В конце XIX и в XX веках проблема человека и его бытия приобрела наибольшую актуальность и ...
Одним из важнейших условий существования картины мира – самоидентификация, то есть способность разграничить явления на субъект и объекты, определить, «что из всего этого является мной и остальным».
Лаклау и Муфф разработали целую терминологию, которая объясняет то, как действует дискурс в человеческом сознании. Любой дискурс имеет границы, хотя и скрывает это. Так, практика, которая устанавливает отношения между элементами таким образом, что в ходе её проведения сущность элементов претерпевает видоизменения, называется дискурсной артикуляцией. Это – процесс, в результате которого образуется дискурсная формация – система взглядов, убеждений, характерная для какого-либо периода общественной жизни, сформировавшаяся в определенных исторических условиях, или «все то, что может и должно быть сказано». Примером может являться умалишенный человек, в средневековье: дискурсная артикуляция расположила элемент «сумасшедший» над элементом «обыденный человек», поэтому в дискурсной формации того времени юродивые считались кем-то вроде святых. Позже дискурсная артикуляция поменяла элементы местами, в результате чего, люди, находясь в дискурсной формации того времени, считали сумасшедших колдунами и сжигали. Сегодня же дискурсная артикуляция расположила элементы таким образом, что дискурсная формация нашего времени отправляет сумасшедших в дом для умалишенных.
Важную роль в упорядочении дискурсных формаций и конструировании их границ играет социальный антагонизм. Идентификация, по Лаклау , – процесс само отождествления с кем или чем-либо. Самые яркие работы по данной проблеме принадлежат психоанализу и связаны с именами Фрейда, Лакана, Жижека.
Так, Зигмунд Фрейд (Zigmund Freid) занимался проблемой процесса идентификации и конструирования коллективного понятия «мы» через «они». В самоопределении субъекта Фрейд также отмечал большую роль отношений между членами внутри сообщества, коллективного целого.
Согласно Лакану, создание собственного образа может выстраиваться через обнаружение внешнего составляющего. Это «некий символический порядок». Другой, «как его понимал Лакан – Другой с большой буквы». Через отрицание Другого или внешнего составляющего и происходит установление границ дискурсной формации, которая и противостоит этому Другим. Парадокс здесь заключается в том, что внешнее составляющее одновременно и устанавливает, и отрицает существование дискурсной формации, в которую оно (внешнее составляющее) не входит. Другой – необходимое условие возможности, и одновременно невозможности существования какой-либо дискурсной формации.
Базовые архетипы психолога в школе
... Правитель. Маг. Мудрец. Шут. Учение про архетипы активно используется в современном маркетинге, рекламе (нередко в целях манипуляции). В психологии они рассматриваются как теория, которая ... новые смысли или содержания, рожденные в бессознательном непосредственно. Личное бессознательное более поверхностное по сравнению с коллективным бессознательным. Этот базовый шар психики идентичен для каждого ...
Примером вышеприведенного парадокса, является окончание холодной войны, ознаменовавшее конец «глобальных идеологий» (имеется в виду борьба тоталитаризма и демократии), которые доминировали на политической арене с 1945 года. Достигнутое перемирие, как ни странно, привело к образованию очевидных пустот в идеологическом поле обеих сторон, так как в отсутствии Другого внятно установить собственную политическую идентичность оказалось весьма сложно (если вообще возможно).
В результате внешнее составляющее (Другое) нашли в мировой террористической угрозе, «оси зла», обозначенной Джорджем Бушем на конгрессе 29 января 2002 года. Итак, чтобы создать Себя, в своем самопознании необходимо иметь образы Других.
По Лаклау и Муфф, центральными моментами в процессе самоопределения являются отношения сходства (логика эквивалентности) и различия (логика различия), а также единообразующий эффект узловых точек. Логика эквивалентности выстраивает различные элементы дискурса в цепь равносильных идентичностей, обладающих сходством. Логика различия, наоборот, сопоставляет дискурсные моменты на основании их различия. Однако при рассмотрении цепей эквивалентностей подавляющий объем внимания падает на сходство, сводя значение различий на нет. То есть любые несходства, дискурс пытается приблизить к минимуму, так как различия – благоприятный фундамент для разоблачения дискурса. Любой дискурс создается через попытку захвата дискурсивного поля. Это происходит за счет развертывания цепей означающих, которые являются результатом логик сходства или различия. Они выделяют сходство (различие) элементов структуры и частично закрепляют значение плавающих означающих, тех, которые, согласно Жижеку, не имеют внятного адресата. Закрепление происходит таким образом, чтобы имя указывало на один и тот же объект в максимально большом количестве миров, в которых этот объект существует. «В конечном счете, как говорит Шалтай-Болтай, «важно, кто здесь хозяин», чтобы заставить слово значить то, что ему предназначено этим хозяином» (Э. Лассан).
Так же значения (символы, имена) цепей означающих частично фиксируют особые узловые точки («точки-пристежки»), то есть «пустые означающие», которые могут быть заполнены содержанием некоторых плавающих означающих вследствие обозначения последних через цепь эквивалентностей. Примером узловых точек, могут служить такие имена как «нация», «демократия», «порядок», а в последнее время и «терроризм», для которых более характерно отсутствие содержания, нежели наоборот – насыщенность значением. Однако это и содействует их роли создания и приведения к единой форме дискурсного поля.
Итак, ряд означающих «плавает» в определенном дискурсном поле и попеременно присоединяется то к одному, то к другому означающему. Позже в процесс вмешивается господствующее означающее, устанавливающее идентичность плавающих означающих, путем их закрепления посредством логик тождества и различия. Хороший пример приводит Жижек: «в идеологическом пространстве «плавают» те или иные означающие – «свобода», «государство», «справедливость», «мир». Затем в их цепочку включается некое господствующее означающее – «коммунизм», придающее им соответствующее «коммунистическое» значение. Тогда оказывается, что действительная «свобода» возможна только при условии преодоления формальной природы буржуазной свободы, которая на самом деле представляет собой одну из форм порабощения. «Государство» оказывается основанием господства правящего класса; рыночный обмен не может быть «справедливым и равным», поскольку сама форма эквивалентного обмена между трудом и капиталом предполагает эксплуатацию. «Война» оказывается неизбежным следствием деления общества на классы; только социалистическая революция приведет к прочному миру и т. д. (либерально-демократическое «пристегивание» артикулирует значение совершенно иначе, консервативное «пристегивание» противостоит обоим указанным полям, и так до бесконечности)».
Политические мифы и сферы их распространения
... Рассмотрение мифотворчества как социального процесса позволяет определить, во-первых, специфические субъекты данного процесса, во-вторых, выявить функциональные механизмы создания и распространения мифов в политическом пространстве. Настоящий реферат посвящен этой ...
В теории конструирования идентичности также важны понятия мифа и социального воображаемого. С их помощью человек взаимодействует с социумом и наоборот. Согласно Лаклау и Муфф, идеология – это дискурсная форма, претендующая на универсальность. Миф служит для поддержания дискурса в случае каких-либо нарушений, происшедших внутри него. То есть условие появления мифа – структурная дислокация, нарушение уже существующей дискурсной формации, а его функция – восстановление нарушенной области путем создания новой области представлений. Миф формирует новую реальность посредством замещения нарушенных элементов новыми составляющими. При этом, когда на поверхности мифа фиксируются неудовлетворенные требования общества, он становится социальным воображаемым. В качестве примера последнего Якоб Торфинг (Jacob Torfing) приводит коммунистическую мечту о бесклассовом обществе. По Торфингу и Лаклау, миф и социальное воображаемое проектируют идеологические формы дискурса, цель которых – создать общество, имеющее полноту и окончательность в сформированной идентичности.
Социальное воображаемое определяет границы значения, которое формируется вокруг пустых, допускающих двоякое толкование означающих. Миф выполняет функцию толкования, превращаясь в нормы и ценности, он помогает утвердиться новой реальности. Иными словами, идеология заставляет забыть о неразрешимости (условности и спорности) дискурсной формации и создаёт реальный мир в терминах якобы до конца утвержденных сущностей.
Глава 2. Миф в мифе
2.1. Архетипы и мифы
Но перед тем, как говорить о мифах, нельзя не затронуть архетипы «первообразы» введенные Карлом Густавом Юнгом (Karl Jung).
Именно они широко используются в теоретическом анализе мифологии. Вообще, архетип – текст, к которому восходят позднейшие рукописи, сам по себе неизвестный, но который можно гипотетически реконструировать. Интересует нас сейчас другое. Архетипы, по Юнгу, – это комплексы коллективного бессознательного, его содержимое. Поэтому перед тем, как ответить на вопрос, что такое архетипы, мы должны знать о коллективном бессознательном – это те содержания и смыслы, которые не являются личными, но «коллективные, другими словами, принадлежат не одному какому-либо лицу, а по меньшей мере группе лиц; обыкновенно они суть принадлежность целого народа или, наконец, всего человечества». Архетипы и есть «содержание коллективного бессознательного… Речь идет об архаичных, или о первоначальных образах, то есть о всеобщих образах, существующих с древнейших времен… Они превращаются в осознанные формулы… в форме религиозного учения… Другим выражением являются миф и сказка. Архетип… заменяется в процессе индивидуального становления сознательным и чувственным, и притом в духе того индивидуального сознания, в котором он проявляется». Архетипы не имеют содержательной части, но лишь характеристику, да и то, весьма условную. Содержательную характеристику архетип получает лишь тогда, когда он проникает в сознание и при этом наполняется материалом сознательного опыта. Процесс мифотворчества поэтому есть не что иное, как трансформация архетипа в образы. Как говорил Юнг, архетип – это оси будущего кристалла в солевом растворе. При всей своей формальности, бессодержательности, крайней обобщенности архетипы имеют свойство, «по мере того, как они становятся более отчетливыми, сопровождаться необычайно оживленными эмоциональными тонами, … они способны впечатлять, внушать, увлекать», поскольку восходят к универсально-постоянным началам в человеческой природе. Отсюда роль архетипов для художественного творчества. Тайна воздействия искусства, по Юнгу, состоит в особой способности художника почувствовать архетипические формы и точно реализовать их в своих произведениях. «Тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов…, он подымает изображаемое им из мира единократного и преходящего в сферу вечного; притом и свою личную судьбу он возвышает до всечеловеческой судьбы…».
Культура и миф сущность мифа и мифологическое мировоззрение
... мифологией существует и религия. Но чем отличается мифологическое мировоззрение от религиозного? Воплощенные в мифах представления тесно переплетаются с обрядами. Европейским народам вплоть до XVI-XVII вв. были известны лишь знаменитые и ...
К. Г. Юнг и его последователи выделили ряд архетипов, ниже перечисляются только некоторые из них.
Мать – «архетип Матери предшествует и подчиняет себе все формы проявления материнства. Первобытный, изначальный образ матери, характеристика «Великой Матери» со всеми парадоксальными чертами остаются в душе современного человека, как и в мифологические времена». Примером могут служить «Великая Богиня Маи», «Великая Мать Кибела» – мать римских богов, символ универсального и вечного материнства.
Герой – красив, агрессивен, не привязан к месту, гиперсексуален, может нарушать нравственные нормы во имя цели. Страдающий герой – мученик, приобретающий качества героя в результате страданий.
Тень – архетип, олицетворяющий качества, противоположные качествам субъекта, литературными выражениями которого Юнг считал Мефистофеля в «Фаусте» Гёте, Хёгни в «Песни о Небелунгах», Локки в «Эдде».
Анима – бессознательное начало противоположного пола в человеке, выражаемое образами двуполых существ первобытных мифов, в китайских категориях инь и ян и т.п.
Следует заметить, что у З. Фрейда было близкое понятие к «архетипу» – «прафантазия» – фантазии, в основе которых лежит филогенетический опыт всего человечества, которые являются каркасом, на котором строятся индивидуальные фантазии. В отечественной науке некоторые мыслители и ученые независимо от Юнга подходили к понятию архетипа. Так у Павла Александровича Флоренского в его работе «Столп и утверждение истины», есть близкие по смыслу «схемы человеческого духа».
2.2. Социальные мифы
Мифология неоднородна и составляющие ее конкретные мифы различаются между собой по целому ряду критериев. В качестве примера, рассмотрим две классификации исторических мифов, разработанные в свое время А.Ф.Грабским и Ежи Топольским.
Классификация А.Ф.Грабского предполагает выделение мифологем по вертикальной иерархической структуре трех уровней исторического знания – «культурном», «структурном» и «событийном». К мифам «культурного уровня», автор относит «зашифрованные в системе культуры, свойственные исключительно ей, способы постижения времени», отвечающие за установление «границ возможного и невозможного». «Культурные мифы» играют роль исторических архетипов и представляют собой «наиболее глубокий источник мифотворчества в историографии». По мнению А.Ф.Грабского, мифологемы культурного уровня незыблемы для носителей цивилизационных ценностей и прекращают существование одновременно с породившими их цивилизациями. Мифы, сложившиеся на «структурном уровне исторического знания» формируют отношение к конкретным общественным институтам, как элементам социальной структуры, сложившимся на определенном этапе цивилизационного развития и отражающим особенности господствующих в тот или иной момент общественных отношений. К таким мифологемам А.Ф. Грабский относит этнические (национальные), государственные (династические) и классовые (сословные) мифы. Мифологемы структурного уровня в наибольшей степени востребованы идеологией, ибо способны исторически обосновать незыблемость существующего социального порядка и обеспечить реализацию интересов господствующих элит. Вместе с тем они не вечны и уходят в небытие вместе с описываемыми ими общественными институтами, как только те теряют функциональность. Наконец, немало мифологем возникает на третьем, «событийном» уровне исторического знания, где в качестве объекта мифологизации выступают исторические факты и события, причем вовсе не обязательно имевшие место в действительности. Далеко не всякий «отчет» о свершившимся превращается в событийный миф – миф появляется лишь тогда, когда историческое событие тем или иным образом отражает вневременные ценности, сформировавшиеся в рамках мифологем культурного или структурного уровня исторического знания. А.Ф.Грабский полагает, что событийная канва истории объективна и сама по себе таких ценностей не содержит. Эти ценности приписываются конкретному событию (или же событие соотносится с определенной системой ценностей) извне через политику, идеологию, религию, игру интересов и т.д. Событийным мифом чаще всего пользуются для решения практических задач социального развития, например, при конструировании той или иной идейной среды. Именно к таким мифам применимы привычные для нас маркеры «вымысла», «фантазии» или «сказки», поскольку они устраивают людей лишь на определенное время и подвергаются жесткой критике, как только теряют свою функциональность.
Картины мира. Философская теория бытия
... религии и философии. Жизненный мир представляет собой совокупность значений, которыми мы можем наделить все существующее. Он является основой осмысления и целеполагания. Жизненный мир это мир в его значимости ... свою волю дать знамение человеку. Если в мифе отсутствует понятие сверхъестественного, то в религиозном отношении к миру оно чрезвычайно важно. В РКМ обобщен и синтезирован религиозный опыт ...
Классификация Е.Топольского предусматривает выделение
1) «мифов происхождения», повествующих о началах мира, народов, государств, к которым относятся, в том числе, и мифы религиозного характера,
2) «мифов содержащия проекции будущего»,
3) мифов историографических, фактографических и теоретических – связанных со структурой профессионального исторического познания, к примеру, «мифов детерминизма»,
4) фундаментальных мифов – исторически обусловленных «укоренившиеся способы представления о действительности».
Большинство исследователей исторической мифологии сходятся во мнении, что мифологизация истории не только неизбежна, но и в ряде случаев, крайне важна для общества. Миф укрепляет ценности, обычаи и убеждения социальной группы, усиливая связи между ее членами. Миф имеет мощный потенциал объединения сообщества и упрощения толкования окружающего. Так, у стран, проходящих эпоху реформирования, существует постоянная потребность в верованиях, объясняющих изменения в идеологии или религии. Это и порождает запрос на новые мифы.
Картина мира и мировоззрение человека
... потребность человека познать целостно мир и самого себя, свое место и отношение к миру. С самого начала картина мира органично вплеталась в мировоззрение человека, носила ... картину мира. Теоретические, а также и обыденные знания картины мира в мировоззрении всегда эмоционально «окрашены», переосмыслены, классифицированы. Картина мира – это совокупность знаний, дающая интегральное осмысление (научное, ...
Отдельно выделяются мифы массового сознания – те, которые существуют в сознании множества людей. Так, например, в мифах массового сознания выделяют мифы об искусстве и мифы искусства, мифы о политике и мифы политики, то есть мифы о какой-либо сфере человеческой деятельности и те мифы, которые бытуют внутри неё. Мифология, порождённая тоталитарными режимами, отличалась своей компактностью, была легко обозримой, замкнутой и простой для понимания. В условиях тоталитарного государства мифология стремилась не просто подменить реальность, но и уничтожить её вообще. Миф в таком случае пронизывал всю жизнь общества, подобно библейскому, где «миф о православном царстве возрождается в мифе о первом социалистическом государстве». Мифология же современности отличается аморфностью, неустойчивостью, распылённостью, полицентричностью. Оно не охватывает общество в целом, а только отдельные его группы. В отличие от предыдущей эпохи, современные мифы не имеют системы, и здесь стоит говорить о различных мифологиях: традиционных (кратковременных), национальных (долговременных), иноземных. Миф может возникнуть в политике, этносе, социуме и на территории, а направлен на половой, возрастной, этнический и религиозный признаки. Так, например, миф об арийской расе мифологизировал немцев, а направлен он был не только на немцев, но на всё человечество, кроме «ариев».
Наш рациональный век также имеет свои мифы, мнения и убеждения, разделяемые людьми, но не обязательно сознаваемые ими. Отдельные мифы устарели и довольно быстро становятся опасными. Венгерский философ и теоретик Эрвин Ласло (László Ervin) называет некоторые из них.
Порядок через иерархию. Кто-то сверху даёт правила, а все остальные должны им подчиняться и занимают свое место в рамках установленного социального и политического порядка. Иерархические структуры еще действуют в армии, но перестают действовать даже в церкви, не говоря уже о деловой сфере и обществе. Преимущества структур непосредственного подчинения и рабочих групп уже оценено, но большинство социальных и политических институтов продолжают действовать по традиционной иерархической схеме, что делает их трудноуправляемыми, а работу – ненужной и неэффективной.
Идеология Вестфалии. Мнение о нации-государстве, что лишь оно является единственной политической реальностью, одна обладает независимостью (в силу тех или иных соглашений и договоров), а государства, группы и общины, существующие внутри нации, являются ее составными частями и не обладают собственным суверенитетом. При этом пакты и союзы, заключаемые с другими государствами или нациями, рассматриваются как временные меры, носящие лишь практический характер, и считаются имеющими силу лишь до тех пор, пока они служат интересам государства-нации. Данный миф – неприятие всего, кроме собственного государства-нации как средоточия преданности, – ошибочная форма патриотизма. Она приводит к шовинизму и нетерпимости, опасно подкрепляемыми торговыми соглашениями и политическими альянсами.
Разобщенность индивидов. Каждый индивид, живет сам по себе и преследует собственные интересы. То же можно сказать и о государствах: каждая страна – отдельная сущность, определяется собственными границами, и может полагаться только на себя – свой народ и своих лидеров. Эта точка зрения, которая отделяет человека от социального мира и мира природы, опасна тем, что направляет все действия на обеспечение личных интересов в борьбе среди неравных соперников. Она приводит к безответственному (неправильному) использованию окружающей среды.
Обратимость текущих проблем. Согласной этому мифу проблемы носят временный характер; это лишь эпизод, вызванный возмущениями, после чего все возвратится в норму. Справиться с временными трудностями помогут проверенные и испытанные методы решения проблем и кризисов. Нельзя полагать, что общества и обстановка не меняются. Проверенные методы не всегда могут годиться в данной ситуации, однако этот миф не даёт никаких альтернатив.
В основе этих современных мифов лежит ряд ошибочных предпосылок. Среди них можно выделить следующие.
1. Закон джунглей. Жизнь есть борьба за выживание. Будь агрессивным или погибнешь. Эта вера поощряет опасную конкуренцию и упускает из виду преимущества не менее необходимого сотрудничества.
2. Права она или нет, но это моя страна. Международное окружение – те же джунгли. Мы должны быть сильными, чтобы защитить свои национальные интересы, сильнее любого противника. Это утверждение порождает хаос в интернациональном масштабе, призывая людей сражаться за принципы, от которых их страна впоследствии отказывается, поддерживать ценности и взгляды небольшой группки политических лидеров, игнорировать культурные, социальные и экономические связи между народами.
3. Прилив поднимает все лодки. Если мы как нация растем и процветаем, то выгоду от этого получают все наши граждане, в том числе и беднейшие из них.
4. Теория просачивания. Еще одна «водная» метафора. Согласно ей, благосостояние «просачивается» от богатых к бедным, как в национальном, так и в интернациональном масштабе. Чем больше богатств сосредоточено на вершине – у богатых стран, тем мощнее та струйка, которая просачивается и достигает дна – бедных стран.
5. Невидимая рука. Сформулированная Адамом Смитом (Adam Smith), эта метафора утверждает, что индивидуальные и социальные интересы автоматически гармонизируются. Если я делаю хорошо для себя, то я тем самым делаю хорошо и для всего общества в целом. Следование догмам «поднимающегося прилива» и «невидимой руки» порождает эгоистическое поведение в успокоительном, но безосновательном убеждении, что такое поведение способствует и благу других.
6. Саморегулирующаяся экономика. Если мы обеспечиваем идеальную конкуренцию в рыночной системе, то прибыль будет надлежащим образом распределена этой системой без нашего дальнейшего вмешательства. Вера в эту предпосылку игнорирует тот факт, что рыночные механизмы хорошо функционируют только на ровной игровой площадке; но стоит площадке накрениться, как игроки на более высокой части поля искажают операции. Они доминируют на рынке и вытесняют более слабых.
7. Культ эффективности. Необходимо требовать максимальной отдачи от каждого человека, каждой машины и каждой организации. То же, что производится, служит оно на пользу или нет, не должно быть основным предметом забот. Такой культ приводит к поощрению искусственных потребностей и пренебрежению подлинными потребностями человека, а также поляризации общества на привилегированную и бесправную части.
8. Технологический императив. Все, что может быть сделано, должно быть сделано. Если что-то может быть сделано или выполнено, то оно может быть продано, а если оно продано, то это хорошо для нас и для экономики. Технологический императив становится опасным, когда рынок насыщается товарами, окружающая среда не может поглощать большего количества загрязнений, а энергетические и материальные ресурсы становятся скудными и дорогими. Это приводит к избыточному производству ненужных товаров – бесполезных, вредных для здоровья, окружающей среды, способствующих возникновению стресса и т.д.
9. Экономический рационализм. Ценность всего, в том числе и человека, может быть выражена в денежном исчислении. Каждый жаждет разбогатеть, а остальное – пустые разговоры или притворство. Такое утверждение может показаться рациональным в эпоху гигантского взлета экономики, который отодвинул всё на задний план, но в эпоху социальных и духовных сдвигов такое представление кажется неоправданно смелым преувеличением.
10. Будущее – не наша забота. Почему мы должны заботиться о благосостоянии будущего поколения? Ведь мы должны заботиться сами о себе, так почему бы следующему поколению не сделать то же самое? Жизнь без сознательного планирования – неразумная стратегия в период, когда нам предстоит сделать критический выбор, имеющий глубокие и, возможно, необратимые последствия для будущего поколения.
Исходя из вышеизложенного, создается впечатление, что современный человек ведет борьбу за выживание в джунглях, готов идти и сражаться за свою страну, потому что она должна выжить в мировых джунглях, использует других для достижения собственной выгоды, доверяет невидимым силам исправлять неверное, готов производить, продавать и потреблять что угодно, наплевательски относится ко всему, что не может быть продано, и очень любит своих детей, но, при этом, проявляет полное безразличие к условиям, которые они унаследуют.
Странный это рационализм, и следовать ему более не стоит. Мы переросли те условия, в которых наши предки жили на протяжении миллионов лет. Более того, мы переросли даже те условия, в которых наши отцы и деды жили на протяжении большей части прошлого столетия. И, несмотря на это, мы все еще пребываем в иллюзиях о бесконечной и неисчерпаемой окружающей среде, а также об оправданности и справедливости безоглядного следования индивидуальным национальным эгоистическим интересам.
Глава 3. Мифы в обществе
3.1. Миф и религия
Слово «миф» встречается в Ветхом Завете только один раз (Сир 20:19) и имеет значение притчи. В Новом Завете этот термин употреблен неоднократно, с явно негативным оттенком (2 Петр 1:16; 1 Тим 1:4; Тит 1:14).
Однако образный язык Библии часто прибегает к изобразительным средствам, присущим мифологии древних. Многочисленные антропоморфизмы, картины, подобные той, что даны в Пс 17:8-16 или Авв 3, черпают краски из мифопоэтической сферы. К этой же сфере относится изображение морского чудовища Левиафана (Иов 40:20-41:26).
Но за всем этим стоит определенный духовный смысл. В частности, Левиафан олицетворяет силы Хаоса, обуздываемого Богом (ср. Ис 51:9-10).
В философии, религиоведении и экзегетике вопрос об отношении между Библией и мифом решается неоднозначно, в зависимости от того, что вкладывается в понятие мифа.
Когда в античном мире сказания о богах и героях перестали восприниматься как достоверные, возникли две оценки мифа. Одни философы, такие как Ксенофан, рассматривали его как чистый вымысел, другие пытались отыскать в мифологии глубокий внутренний смысл. Так, софисты и стоики интерпретировали мифы аллегорически, видя в них образы человеческих качеств, природы и высшего Бытия. Платон подходил к мифу как к мифологеме, то есть как к особой художественной форме выражения того, что не может быть передано на языке абстрактного мышления. Вплоть до XVIII в. античная мифология воспринималась в основном негативно, что было обусловлено длительной борьбой христианства с язычеством. В мифологии видели просто «жреческий обман». Важный шаг в изучении мифов сделал французский иезуит Жозеф-Франсуа Лафито (Joseph-François Lafitau), бывший миссионером среди канадских индейцев. Он показал, что античные мифы и мифы «дикарей» имеют общую природу, и предположил, что язык мифологии содержит отголоски первоначал. Для Фридриха Шеллинга (Friedrich Schelling) миф – это символ, в котором сочетаются религия, наука и искусство. Однако языческие мифы содержат лишь предчувствие высшей истины христианства. В XX в. открытия в области культуры «примитивных» народов (в частности австралийцев) привели к разработке концепций, рассматривавших миф как особую, неискоренимую форму сознания, присущую всем временам. Немецкий философ Эрнст Кассирер (Ernst Cassirer) отождествлял миф с «символической картиной мира», в которой нет еще различения субъекта и объекта. Новейшие исследования мифологии древневосточных и античных народов позволили сделать вывод, что миф существовал и как тип мировоззрения, в котором природный мир, человеческое и божественное пребывают в нерасчлененном единстве.
Иоганн Гердер (Johann Herder) первым ввел понятие мифа в библеистику. Но для него миф в Библии обозначал лишь художественный язык священной поэзии. Для других церковных деятелей, таких как, например, Вильгельм Де Ветте (Wilhelm De Wette) «мифологическим» считалось исторически недостоверное, содержащее только идеи, а не факты. Ф. Шеллинг первым усмотрел в Библии более высокие мифологемы, нежели языческие. В то же время он признавал пророческое и прообразовательное значение языческих мифов: «Христианство, – писал он, – есть истина язычества», то есть язычество несло в себе предвосхищение Евангелия. Языческие мифы для Шеллинга не фикция, а особое синтетическое видение реальности. Оно выросло из единобожия, которое, разделившись на ряд политеистичических (многобожественных) ветвей, пришло к «высшему явлению монотеизма, то есть христианству». Это, по мнению философа, обусловлено тем, что полнота Божья включает в Себя потенциальную множественность. Из нее берет начало политеизм, который изолированно воспринимает отдельные аспекты Бога. Рассматривая гипотезу Эдварда Тейлора (Edward Burnett Tylor), школа Юлиуса Вельхаузена (Julius Wellhausen) (1844-1918) разрабатывала свою теорию исторического эволюционизма, согласно которой развитие ветхозаветной религии изображалось как путь от анимизма и политеизма к единобожию. Сказания о патриархах и Моисее были отнесены к области мифов (причем патриархи рассматривались как боги древних израильтян).
Эти бездоказательные гипотезы нашли известную поддержку в религиозно-исторической школе, где использовались параллели между библейскими сказаниями и мифами Древнего Востока.
Одним из первых русских богословов, кто указал на противоположность библейского учения мифологическому мировоззрению, был Николай Михайлович. Он утверждал, что пантеизм, сливающий воедино природу, человека и Божество, есть лишь философская проекция мифологического мировосприятия. Концепция мифа как мифологемы получила развитие в трудах Сергея Николаевича Булгакова, который считал, что Евангелие дается не в отвлеченно-умозрительной форме, а на конкретном языке мифа: «Зародившийся миф, – пишет он, – содержит в себе нечто новое, дотоле неизвестное самому мифотворцу, причем это содержание утверждается как самоочевидная истина. Эта самоочевидность порождается именно опытно интуитивным характером ее происхождения… В мифе констатируется встреча мира имманентного – человеческого сознания… и мира трансцендентного». Миф есть образная, подчас антропоморфическая символизация высшего бытия. «Миф возникает из религиозного переживания, почему и мифотворчество предполагает не отвлеченное напряжение мысли, но некоторый выход из себя в область бытия божественного». Следовательно, совершенно законно усматривать в Писании миф как мифологему. «Вера в Воскресение Христа, «эллинам безумие, иудеям соблазн», как главная тема христианской проповеди могла, – говорит Булгаков, – явиться только из полноты религиозного откровения, как «миф» в положительном значении этого слова». Иными словами, всякое сверхрациональное учение Библии может быть определено как миф – мифологема. Сходно, но несколько в ином ключе, подходил к проблеме Николай Александрович Бердяев. Он делал акцент на исторической обусловленности формы мифа: «Мифологичность книги Бытия, – писал он – не есть ложь и выдумка первобытного, наивного человечества, а есть лишь ограниченность и условность в восприятии абсолютной истины, предел ветхого сознания в восприятии откровения абсолютной реальности. В этом, быть может, тайна всякого мифа, который всегда заключает в себе часть истины, за которым всегда скрывается некоторая реальность». Аналогичные мысли высказывали Иван Александрович Ильин, Борис Петрович Вышеславцев, Владимир Николаевич Лосский и другие русские богословы XX века. В их трудах мы находим своего рода «реабилитацию» понятия мифа с целью преодолеть ходячее о нем мнение как о вымысле.
3.2. Миф и литература
[Электронный ресурс]//URL: https://psychoexpert.ru/kursovaya/illyuzii-i-mifyi-sotsialnogo-blagopoluchiya/
В ряду привычных видов анализа лирического текста: проблемно-тематического, жанрового, стилевого, стиховедческого и других отдельное место занимает специфический подход к поэтическому творчеству, получивший в научной литературе название «мифопоэтики».
Поэтика – это раздел теории литературы, изучающий систему средств выражения в литературных произведениях. Общая поэтика систематизирует репертуар этих средств – звуковых, языковых, образных. Частная поэтика изучает взаимодействие этих средств при создании «образа мира» и «образа автора» в отдельных произведениях или группе произведений (творчество писателя, литературное направление, эпоха и пр.).
У любого литературного произведения есть автор. Но кто это такой? М. Фуко утверждал, что он не должен идентифицироваться с неким человеком, который сидит за столом и пишет книгу. Автор произведения – это некий собирательный образ, включающий в себя множество факторов, таких как язык, понятие литературы в конкретное время и в конкретном месте и совокупность других социальных и исторических элементов. Если их проанализировать, понятие авторства просто исчезнет: «В действительности автор не является причиной, источником или отправной точкой явления письменного или устного выражения мысли; не может он и преднамеренно, предугадывая слова, составлять из них оболочку для своей мысли». На самом деле, автор может «меняться с каждым предложением».
Мифопоэтика – это та часть поэтики, которая исследует не отдельные усвоенные художником мифологемы, а воссозданную им целостную мифопоэтическую модель мира и, соответственно, его мифосознание, реализованное в системе символов и других поэтических категорий. Под мифопоэтикой понимается не только целый комплекс понятий («мифологема», «архетип», «поэтический космос») или система мифов, но и особый тип мышления (мифомышление), и ритуал. Карлос Кастанеда утверждал, что поэзия улавливает особое настроение и объясняет то, что вряд ли можно было бы объяснить иначе. Поэты остро чувствуют связь с духом. Так как они не знают его, то не могут попасть «в яблочко». Правда, иногда они попадают очень близко к цели. Мифологемы в системе мифопоэтики выполняют функцию знаков-заместителей целостных ситуаций и сюжетов, и уже по нескольким из них возможно реконструировать поэтический космос автора, поскольку они органически взаимосвязаны и взаимодополняемы.
Мифотворчество поэта носит сознательный характер. В этом – основное противопоставление мифопоэтики и стихийного мифотворчества. В концепции Юрия Михайловича Лотмана и Зары Григорьевны Минц мифологизм оказывается явлением второго порядка, основанным на сознательной игре образами-мифологемами, где логика возникновения мифа обратна той, по которой создан первичный миф (миф – символ – система мифологем – новый миф).
Таким образом, немифологическое мышление создает миф за счет бесконечного развертывания смыслов символа. Алексей Федерович Лосев отмечал: «Надо отдавать себе ясный отчет, что всякий миф есть символ, но не всякий символ есть миф».
«Сущность мифа, – писал Клод Леви-Стросс (Claude Levi-Strauss), – составляют не стиль, не форма повествования, не синтаксис, а рассказанная в нем история. Миф – это язык, но этот язык работает на самом высоком уровне, на котором смыслу удается, если можно так выразиться, отделиться от языковой основы, на которой он сложился». В творчестве поэта архетипы и мифологемы непосредственно ткут плоть текста, реализуясь в системе символов и других поэтических категорий. На базе примитивных архетипических связей образуются мифологемы внутреннего пространства текста. Эти архетипы и мифологемы заключены в некотором «общепоэтическом» слое лексики, общем для всех поэтов. В нем сконцентрированы основные темы поэзии. «Большая поэзия – это поэзия вечных тем». Аргентинский писатель, Хорхе Луис Борхес (Jorge Luis Borges) утверждал, что новых историй нет, и в мире их существует всего четыре.
Первая – это история об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои.
Вторая – это история о возвращении, например, об Улиссе, плывущем к берегам Итаки.
Третья история – это разновидность второй, рассказ о поиске.
Четвертая история – рассказ о самоубийстве Бога.
Эти четыре архетипа путешествуют по разным культурам и в каждой «обрастают» разными подробностями.
3.3. Миф и политика
Когда мы говорим о политике, то говорим и об идеологиях, так как любая политическая партия имеет свой собственный взгляд на происходящее в стране и за её пределами. Идеология – интегрированная мировоззренческая модель мира, сложившаяся в ходе систематического редуцирования сложности окружающей действительности. Редукция – сведение множества противоречивых элементов к одному или нескольким базовым элементам. Так достигается компактность, простота и доступность идеологии. Идеология – схема-образец, направленная на объединение различных мировоззренческих моделей мира с целью сплочения социума вокруг определенных ценностей.
Как институт она появляется в Новое время, происходит становление массового социального субъекта, рациональность приобретает ключевой статус. Термин «идеология» ввел французский философ Дестют де Траси (Destutt de Tracy) в XVIII в., обозначая им науку о создании, выражении и распространении идей. Идеология должна была взять под контроль две главные сферы духовной деятельности – познание и общение. После НТР ХХ в. в интеллектуальный дискурс прочно вошли понятия «информация» и «информационное общество». Информация, наряду с материей и энергией, стала рассматриваться как одна из трех не сводимых друг к другу субстанций, из которых состоит окружающий мир. Информационное общество определяется как общество, манипулирующее идеями, образами, интеллектом, знаниями. Актуализировался вопрос о влиянии различных символических реальностей на сознание человека как личности и как члена социума, на формирование его персональной картины мира.
Однако, конец ХХ в. знаменовался крушением большинства идеологий. Тезис Карла Мангейма (Karl Mannheim) о «конце идеологии» породил настроения антиидеологизма, но он вступает в противоречие с утверждением Фридриха Ницше (Friedrich Nietzsche) о «вечности» идеологии, что коренится в психологических и ценностных предпосылках индивида. Согласно Ницше, идеологию невозможно устранить, как и оценочные суждения. Идеология и реальность – это конфликт между должным и сущим. Идеология, как и миф, обладает объясняющей силой, но обращенной, по мнению Андре Глюксмана (André Gluksman), не к прошлому, а к желаемому будущему. Идеология ищет опору не в обществе, а в трансцендентном по отношению к обществу духовном принципе. Ф. Ницше сформулировал закон о «вечном возвращении», согласно которому смерть одной из форм культуры сопровождается рождением новой. В истории культуры события проходят по линии усложнения, распада на составляющие, превращения этих компонентов в самостоятельные культурные феномены и исчезновения их первоначальной целостности. Идеология как часть культуры не исчезает, а демонстрирует смену одних ее форм другими. Таким образом, речь должна идти не о конце идеологии, а об исчерпанности некоторых идейных течений.
Стержень идеологии – идея, которая развивается в интеллектуальной среде. После этого возникают интеллектуальные движения, которые воздействуют на общественное и индивидуальное сознание. Универсальная цель идеологии – воздействие на общественное сознание, и как следствие поведенческую структуру общества.
Сегодня считается, что идеология – часть специфического способа познания – духовно-практического «освоения» мира, так как включает в себя недоказуемые мировоззренческие и мифологические положения, основывается на эмоциональных структурах человеческого сознания и подсознания. Поэтому, идеология должна исследоваться через мифы, символы, стереотипы, веру, эмоции, ожидания. Идеологию изучают, опираясь на понятия архетипа бессознательного, власти, массовости, инстинкта, телесности, фантазма. Идеология является целостной организованностью явных или неявных установок, ценностей, стереотипов, норм, идей, которые всегда несомненны и самопонятны. Через них субъект объясняет все сферы жизни и коммуникации, а также свои действия в них.
Первым проблему идеологии поставил Карл Маркс, отожествляя её с «ложным сознанием». Он объединил общественное и индивидуальное сознания в систему социальной деятельности. По К. Марксу, «ложное сознание» не индивидуальное заблуждение, но общественно необходимая видимость отношений, которая воспроизводится в представлениях субъектов. По С. Жижеку, идеология – это не просто «ложное сознание», иллюзорная репрезентация действительности. Скорее, сама действительность должна пониматься как идеологическая. Частью нашей сущности является факт того, что мы не воспринимаем реальность непосредственно, но лишь её интерпретацию. Поэтому существование идеологической социальной действительности и предполагает незнание истинной действительности. Идеология претендует на познание мира в его «непостижимости», на переживание осмысленности мира.
Идеология ничего не создает самостоятельно, а лишь рационально объясняет представления, порожденные повседневностью. Она комбинирует, систематизирует их при помощи философских, научных и других терминов и логических приемов, но только формально. Используя научный арсенал, идеология делает только видимость строгой логической последовательности, а значит и теоретичности. Если идеологические конструкты (идеологемы) – красивые систематизированные, очищенные от примесей разработки совместить с научными терминами, то идеология будет оказывать сильное воздействие на сознание, готовое в любой системности видеть синоним строгости и научности. Посредством философских, научных и других практик, идеология приспосабливается к чужим дискурсам, обустраивая, таким образом, собственную «территорию существования», дискрусное поле. Так, Чарльз Райт Миллс (Charles Mills) утверждал, что главная социальная опасность идеологии заключается в нарастании «рациональности без разума», иначе – использовании рациональных средств ради достижения иррациональных целей. Исследуя методы воздействия идеологий, отечественный ученый-лингвист Георгий Георгиевич Почепцов говорил, что идеология стремится к максимальному снижению рациональности решения потребителя. Это достигается двумя путями:
1) подключение к эмоциональной сфере, которая слабо поддается опровержению со стороны разума;
2) выведение человека на автоматизм реакций, когда рациональная сфера отключается.
Идеологию невозможно понять вне контекста культуры и общества. Она воздействует на социум не напрямую, но опосредованно. Идеология – органическая часть целостной культуры и выполняет одну из базовых функций самоописания и самоопределения общества через особый способ символизации мира. Не только религия, но и политика, право, идеология развиваются на базе мифологии, как целостного и нерасчлененного общественного сознания. Идеологию можно сопоставляться с мифом потому, что в обоих присутствует элемент веры, закрытой для скептического анализа.
Сегодня ряд исследователей полагают, что в основании идеологии информационного общества лежат проекты неолиберализма и постмодернизма. Так, политическая идеология связана с идеей глобализма, критикуемой за ее экономическую одномерность, линейное одностороннее мышление, мировой рыночный авторитаризм. Подобная критика возникла еще в концепциях франкфуртской школы. Герберт Маркузе (Herbert Marcuse) ввел понятие «одномерного человека», смотрящего на мир посредством «одномерного сознания», сформированного СМИ и подчиненного существующим социальным нормам. Манипулирование сознанием посредством символов, создание управляемой и ориентированной извне толпы «одномерных» людей, становится определяющим фактором социальной жизни и квалифицируется как ненасильственное принуждение. «Одномерное сознание» — результат господства над человеком чуждых ему сил, и его социальная предопределенность препятствует подлинной свободе в познании мира.
Кроме того, наши дни обладают важной спецификой: в сознании человека соединяются разные фрагменты культур и идеологий и потому типичными являются множественность взглядов и отсутствие полемики между оппонентами. Глобальные информационные сети образуют новое социальное строение, накладывая отпечаток на институты власти, экономики, культуры и повседневной жизни человека. Сеть обеспечивает коммуникацию между субъектами разных культур и народов. «Всемирная паутина» стоит между индивидом и реальностью, а потому – берет на себя право объяснять события и формировать личностную и цивилизационную идентичность. Средства массовой коммуникации (особенно электронные) выполняют объединяющую роль, собирая людей в «глобальной деревне», где, согласно Герберту Маршаллу Маклуэну (Herbert Marshall McLuhan), «каждый человек является не только потребителем, но и соучастником телевизионного мифотворчества, которое формирует все основные типы и стили, цели и возможности общественно-культурной жизни». В конечном счете, Жан Бодрийяр (Jean Baudrillard), французский культуролог и философ-постмодернист, занимавшийся вопросами соотношения реальности и ее символического отображения, предлагает теорию неизбежного. Так, в одной из своих поздних работ под названием «Америка» он пишет, что при своем посещении этой страны он «искал законченную форму будущей катастрофы». Здесь нет надежды на революцию, как у Маркса. Здесь нет даже возможности реформирования общества, на что рассчитывал Дюркгейм. В противоположность этому, мы представляемся обреченными на жизнь среди копий, сверхреальности и сужения всего существующего в непостижимую черную дыру.
Заключение
Итак, язык как особая знаковая система формирует нашу реальность, обогащая явление, предмет или событие оболочкой слова. В ходе социализации индивид создает собственную картину мира, которая и определяет все его последующие действия, отношения и реакции на те, или иные события.
Особым влиянием пользуются архетипы, образы, которые заложены в человеке с рождения и передаются наследственно. Их примером может быть образ матери, злой мачехи, анима (противоположного начала в каждом).
Действуя в социуме, люди также формируют совместные социальные мифы, которые в отличие от архетипов появляются среди только «разумных» людей в ходе их совместного, негласного договора. Их жизненный цикл достаточно короток и «мифом» они становятся тогда, когда перестают быть «правдой», то есть теряют веру. Такими мифами являются коммунизм, демократия, невидимая рука рынка, порядок через иерархию и так далее.
Также были рассмотрены соотношения мифа с понятиями религии, искусства и политики. В диаде миф и религия внимание концентрировалось на отношении последней к «басне», но в тоже время, учитывалось, что религия является особой формой мифа. В разделе «миф и искусство» была рассмотрена роль архетипов в творчестве, то, что при всей «ограниченности» архетипов, лишь они трогают и интересуют человека. В политике миф играет ключевую роль, именно он составляет основу феномена идеологии, которая служит ориентиром той или иной политической партии. Победа на избирательных выборах – это победа одной из идеологий в обществе.
Ниже приведен глоссарий, включающий основные понятия курсовой работы; список использованных источников и эссе «Внутренний диалог», которое является приложением к работе.
Ключевые понятия, составляющие основной глоссарий курсовой работы
Миф – первая форма рационального постижения мира, его образно-символического воспроизведения и объяснения, выливающихся в предписание действий. Миф превращает хаос в космос, создает возможность постижения мира как некого организованного целого, выражает его в простой и доступной схеме, которая могла претворяться в магическое действие как средство покорения непостижимого.
Мифологема (от греч. «повествование») – самостоятельная единица мифологического мышления; образ, обладающий целостностью для культурного человека, содержащий устойчивый комплекс определенных черт. Содержание мифологемы определяют архетипы. Здесь собрано воедино все, что архаическое общество знает о мире предков и о том, что было до них.
Архетипы – это изначальные мифологические образы, оживающие и обретающие смысл, когда человек пытается настроиться на волну, связывающую образы с его личностью.
Язык – знаковая система любой физической природы, выполняющая познавательную или и коммуникативную функции в процессе человеческой деятельности.
Дискурс – коммуникативное явление, которое включает в себя не только сообщение или текст как таковой, но и такие факторы как цели и интересы коммуникатора и реципиента, ситуация и условия общения, знания участников коммуникации о мире и другое.
Идеология – система идей, представлений, взглядов, характеризующая воззрения на социально-политическую и иную жизнь какой-либо социальной группы, политической партии, какого-либо класса или общества.
Список использованных источников
[Электронный ресурс]//URL: https://psychoexpert.ru/kursovaya/illyuzii-i-mifyi-sotsialnogo-blagopoluchiya/
1. Аверинцев С. С., Аналитическая психология К.Г.Юнга и закономерности творческой фантазии, в кн.: О современной буржуазной эстетике, М., 1972.
2. Аверинцев С.С. Архетипы // Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980. — Т. 1. — с.110-111.
3. Барт Р. Мифологии. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2000.
4. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
5. Бердяев Н. А. Философия свободного духа. Ч. 1. Париж, 1927.
6. Боголюбов Н. Теизм и пантеизм и их логическое взаимоотношение. Нижний Новгород.1899.
7. Бодрийяр Ж. Америка. — СПб.: Владимир Даль, 2000. — 206 с.
8. Будаев Э. В., Чудинов А. П. Современная политическая лингвистика. — Екатеринбург, 2006.
9. Булгаков С.Н. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. Введение. Природа мифа //
10. Додонов Р.А. Теория ментальности: учение о детерминантах мыслительных автоматизмов. – Запорожье: р/а «Тандем-У», 1999. // .
11. Ефремова Т. Ф. Большой современный толковый словарь русского языка. © 2006. [Электронная версия].
12. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М., 1999.
13. Карнаухов Д.В. Исторический миф как феномен интеллектуальной культуры: опыт исследований польских ученых // http://manefon.org/show.php?t=0&txt=6.html .
14. Карлос Кастанеда. Второе кольцо силы. Дар Орла. Огонь изнутри. Сила безмолвия. Перев. с англ./тома 5,6 и 8: И.Старых, том 7: А. Сидерский. — К.: «София», Ltd., 2000.
15. Кастанеда К. Сказки о силе. Перев. с англ. И. Старых. – К.: «София», Ltd., 1999.
16. Корниенко А. В. Дискурсный анализ: Учебное пособие. – СПб.: ИВЭСЭП, 2008. //
17. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. // http://lacan.narod.ru/ind_lak/lac_r2.htm.
18. Ласло Э. Пути, ведущие в грядущее тысячелетие. Проблемы и перспективы // Вопр. истории, естествознания и техники. — 1997. — N 4. — С.80-105.
19. Леви-Строс К. Структурная антропология. М., Наука, 1983.
20. Лосев А. Философия имени. М., 1927.
21. Лотман Ю. М., Минц З. Г., Мелетинский Е. М.. Литература и Мифы. // Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980. — Т. 1. — С.220-226.
22. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества / Пер. с англ., послесл., примеч. А. А. Юдина; сост., предисл. В. Ю. Кузнецова.- М: ACT, 2002. — 526, [2] с. — (Philosophy) // .
23. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М.: РГГУ, 2000. //http://ec-dejavu.net/m-2/Myth.html .
24. Ницше Фридрих. Антихрист. Проклятие христианству // Сочинения в 2-х тт., том 2, М., 1990.
25. Гуревич П.С. Новая технократическая волна на Западе: Сборник статей: переводы. М.: Прогресс, 1986.
26. Норман Б. Основы языкознания: Язык как система знаков// Русский язык. — №42. — 2001.
27. Пелевин В. О. Все повести и эссе. – М.: Изд-во Эксмо, 2005.
28. Притчин А.Н., Теременко Б.С. Миф и реклама // Общественные науки и современность. 2002. № 3. С. 149-163.
29. Мень А. В. Словарь определений в трех томах (СПб., 2002) // http://www.krotov.info/spravki/temy/m/mif.html .
30. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. — М.: Эксмо, 2007.
31. Тэйлор Э.Б. Первобытная культура. Исследования развития мифологии, философии, религии, искусства и обычаев. Т. 1; Под ред.: Коропчевский Д.А.. — 2-е изд., испр. и доп. по 3-му англ. изд. (1891 г.) — С.-Пб.: О. Н. Попова, 1896.
32. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1990. 490 с.
33. Фрейд З. Я и Оно. М.: МПО «МЕТТЭМ», 1990. – 56 с.
34. Фуко М. Археология знания: Пер. с фр. Киев: Ника-Центр, 1996.
35. Фуко М. Что такое автор // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М., Касталь, 1996. — 448 с.
36. Энгельс Ф. Письмо Ф. Мерингу, 14 июля 1893 г. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39.
37. Юнг К.Г. Архетип и Символ. СП.: «Ренессанс», 1991
38. Ernesto Laclau and Chantal Mouffe, Hegemony and Socialist Strategy. Towards a Radical Democratic Politics, 2nd edition (London: Verso, 2000) // .
39. Laclau E. (ed.) The Making of Political Identities. London: Verso,1994. — C. 3.
